Грехи отцов. Том 2
Шрифт:
— Ш-ш, тихо, кажется, это она... здравствуй, дорогая. Как ты?
— Здравствуй, Алисия. Спасибо, хорошо. Здравствуй, папа.
— Привет.
Я выдержала паузу и вежливо добавила:
— Спасибо, что вы привели детей. Надеюсь, няне удалось справиться с ними, и проблем не было?
— Конечно, нет, дорогая.
Еще одна пауза.
— Вики, —
— Но, папа, я так устала... Ты сказал, шахматы? Ты ведь всегда уверял меня, что шахматы это мужская игра...
— Неужели я так говорил? Чем старше я становлюсь, тем больше удивляюсь глупостям, которыми щеголял, когда был молод. Шахматы — это удивительная игра. Она отвлекает от проблем. В нее должны играть все.
— Но я такая глупая. Мне никогда не научиться.
— Брось притворяться! Ты вовсе не какая-нибудь глупенькая блондинка! Не будь такой хилой, и не будь такой эгоистичной. Ни одно из моих лекарств не может заменить эту игру. А мне не с кем играть. Неужели ты бросишь своего бедного несчастного отца.
— Папа, ты монстр, хуже, чем Бенджамин. Он тоже всегда знает, чем подкупить. Хорошо, я постараюсь научиться. Если ты действительно считаешь, что это мой нравственный долг, не буду спорить. Но имей в виду, ты скоро поймешь, что учить меня — это пустая трата времени...
— Мама, — попросил Эрик, — ты не могла бы заставить Пола выключить этот отвратительный проигрыватель? Я не могу больше выносить этой музыки.
— Но он увлекается музыкой «Битлз»! — Глаза Саманты блестели от счастья. — Это такая замечательная группа!
— Если бы он слушал хор, «Аллилуйя Богу», я бы не стал возражать. Предупреждаю, если он не прекратит включать «Битлз», клянусь, я возьму топорик для мяса и...
— Боже, день, когда ты уедешь в свой Чоат, будет самым счастливым в моей жизни! — закричал Пол с порога комнаты. — Жду не дождусь, когда смогу избавиться от тебя!
— Не ругайтесь, не деритесь! — заплакала маленькая Кристина, — я не хочу, чтобы здесь дрались!
— Мама, — в разговор вмешался Бенджамин. — Мои белые мыши куда-то исчезли.
— Мама, пусть они не дерутся!
— Пол, поставь одну из песен Ринго. Ту, где он поет: «Дай мне денег! Вот, что мне нужно!»
— Попробуй только поставить хоть одну песню из своего идиотского репертуара...
— Нет, вовсе не Ринго, а Джон Леннон поет эту песню про деньги!
— Миссис Фоксуорс, миссис Фоксуорс, в кухне полным-полно белых мышей!
— Мама, можно мне съесть печенье?
— Миссис Фоксуорс...
— Боже, ненавижу жить взаперти в этих городских квартирах, да еще с кучкой идиотов! Мама, почему мы не можем вернуться в Вестчестер и жить там, как когда отец был жив? Мне хочется, чтобы был сад, комната, где можно дышать свободно. Где было бы место, чтобы скрыться от этих ужасных идиотов?
— Мама, повар убил мою любимую мышку!
— Миссис Фоксуорс, я ухожу! Это невозможно вынести...
— О, мамочка, бедная мышка...
— Мама...
— Мама, ты не слушаешь, что я говорю...
— Мама, мама, мама...
«Основные проблемы, которые поднял в своих произведениях Кьеркегор, были: в чем сущность человеческой жизни; в чем заключается смысл человеческого бытия; и что является целью всех жизненных событий. Кьеркегор попытался в своих литературных трудах описать человеческую жизнь как абсурдную и несправедливую, бессмысленную и мучительную...»
Я закрыла книгу. Была полночь, но я сидела в небольшой комнатке, которой пользовались как спасительной гаванью, когда мне надоедал шум голосов. Это было замечательное уединенное место, где мы часто занимались любовью со Скоттом.
Мне хотелось думать о нем, но я знала, что не должна этого делать. Мне хотелось выпить, но опять же мне не следовало пить. Я беспокоилась не потому, что боялась, что окончательно сопьюсь. Я быстро полнела и поэтому ограничила себя стаканом вина в день. Удивительно, но бросить пить мартини оказалось не так уж трудно. Потом я попыталась бросить курить, но это оказалось намного сложнее. Я взглянула на расписание, которое составила для себя, и обнаружила, что в моем рационе осталась еще одна сигарета на сегодня. Я выкурила ее и тут же подумала, а не покурить ли еще. Но потом решила, что не стоит. Нужно было быстро чем-нибудь заняться, чтобы не успеть пожалеть о невыкуренной сигарете.
Если бы я только была творческой натурой. Если бы я могла заняться чем-нибудь полезным. Но мне не удавалось придумать ничего, что бы не было бессмысленным. Я не могла даже сконцентрироваться на чтении. Отсутствие каких-либо талантов делало меня бесполезной. Хотя я понимала, что не должна вести такое существование, но я никак не могла решить, чего мне хотелось: я чувствовала, что мой разум подобен паре глаз, которые могли хорошо видеть, если точно навести резкость. И я пыталась найти этот фокус, ища тот стиль жизни, который позволит мне просыпаться каждое утро с удовольствием, а не с апатией, как сейчас. И мне начинало казаться, что я уже никогда не соберу мир воедино. Я была уже не молода, и моя жизнь напоминала струю воды, стекающую в канаву.
— Я чувствую себя виноватой, — сказала я однажды Себастьяну, — Почему я испытываю это чувство, когда у меня есть все, что хотела бы иметь женщина?
— Ты имеешь в виду, что у тебя есть все, что бы хотела иметь обыкновенная женщина, — ответил Себастьян. — А чего хочется именно тебе, Вики?
На это можно было только опустить голову и со стыдом признать, что я сама не знаю.
— Это не важно, — ответила я. — Даже если бы я знала, что мне хочется, я не смогла бы этого сделать. Дети отнимают у меня все силы.