Грехи. Книга 1
Шрифт:
– Мадемуазель Жано, – ответил Гай. – Элен, разреши представить тебе месье Лихтенштейна.
– Вы очень красивая, мадемуазель, – сказал Андре улыбаясь и тотчас повернулся к Гаю. – Я хочу познакомить тебя с парой, которая заинтересовалась твоей картиной. Возможно, они ее купят.
Гай открыл рот от удивления.
– Как, уже? Это серьезно?
– Вполне, – ответил Лихтенштейн.
Элен сияющими глазами смотрела на Гая, всем своим видом словно говоря: «Вот видишь!»
Лихтенштейн поискал в толпе кого-то глазами и, взяв Элен под руку, повел на бельэтаж.
Оттуда хорошо просматривался весь зал, и картина «Гиперболическое Вознесение» словно парила в воздухе, а сама
Андре Лихтенштейн подвел их к средних лет супружеской паре. Прищелкнув каблуками, он поклонился.
– Мадам Ванель, разрешите представить вам художника, который нарисовал «Гиперболическое Вознесение», Гая Барбо.
Месье и мадам Ванель принадлежали к новому поколению нуворишей, столь характерных для двадцатого века. Месье Ванель сколотил свое состояние случайно, занимаясь пекарским бизнесом. Маленький и толстенький, краснолицый и совершенно седой, он до сих пор был ошеломлен свалившимся на него богатством и, хотя и был миллионером, выглядел так, словно ни на минуту не отходил от печи. Мадам Ванель была полная ему противоположность. Тощая, с каштановыми волосами, уложенными по последней моде, она с наслаждением купалась в деньгах. На ней было чересчур много драгоценностей и косметики, а одежда, как и голос, была слишком кричащей.
Гай, заметно нервничая, улыбнулся мадам Ванель.
Та протянула ему руку, и Гай неловко поцеловал ее.
– Месье Барбо с удовольствием ответит на все вопросы относительно своей картины, – сказал Лихтенштейн, обращаясь к месье Ванелю. – Пожалуйста, не стесняйтесь. Как только вы придете к какому-то решению, позовите меня.
Месье Ванель равнодушно кивнул и взял бокал шампанского у проходящего мимо официанта. Мадам Ванель отвела Гая в сторонку. Она знать не знала, что такое сюрреализм, зато отлично знала, какие картины висят в лучших домах. Картины считались проявлением культуры, а именно культурной дамой она и хотела прослыть, в связи с чем была решительно настроена купить одну из этих отвратительных, совершенно непонятных картин. Тем более что ее познакомили с тем, кого Лихтенштейн с полной уверенностью называл восходящей звездой. «Покупайте его картины, пока они дешевые, – доверительно шепнул он ей. – Через несколько лет цена их будет просто астрономической».
Лихтенштейн остановился поговорить с кем-то из покупателей, а Элен, не желая подслушивать, отошла в сторонку и неожиданно наткнулась взглядом на пожилую женщину, чьи снимки мелькали во всех модных журналах. Одиль Жоли, живая легенда, самая экзальтированная кутюрье двадцатого века! Элен глаз от нее не могла отвести.
Невероятно тоненькая, она выглядела как девочка. На самом же деле ей было семьдесят и она была костлявой, как голодная птичка: шея тонкая и морщинистая, жилы набухшие, похожие на натянутые струны. На ней были очки с толстыми стеклами в черепаховой оправе, а ее коротко стриженные черные волосы, на которых сидела шляпка-котелок, были дерзким для ее возраста анахронизмом. На ней был костюм собственного дизайна из бледно-перламутровой ткани с едва заметными золотистыми прожилками. Злые языки утверждали, что это ее единственный костюм. Улыбка растягивала ее рот от уха до уха, жесты были настолько энергичными, что ее руки мелькали, как крылья пытавшихся летать птенцов, и она по непонятной причине – возможно, оттого что нервничала – все время теребила ими борта своего жакета. Она непрерывно курила, поддерживая руку с сигаретой другой рукой так, чтобы та всегда оставалась на уровне подбородка. Привлекали внимание ее бегающие карие глаза. Хотя мало кто понимал, что она говорит своим дребезжащим голосом,
Внезапно Одиль Жоли подняла глаза и встретилась взглядом с Элен. Ее огромные глаза вспыхнули, она сделала шаг вперед, и толпа расступилась, уступая ей дорогу.
– Всегда носите белое, дорогая, – властно приказала Одиль Жоли, и ее рука с сигаретой описала в воздухе круг. – Никогда, никогда не носите синего, что сейчас на вас. – Она с неодобрением оглядела Элен, – Нет, даже не белый. Белый цвет слишком претенциозный, слишком кричащий. Он слишком бросается в глаза. Носите цвет шампанского. Вот именно – шампанского. – Она катала слово «шампанское» во рту, словно пробовала этот цвет на вкус.
Элен затаив дыхание украдкой взглянула на окружающих. Все они дружно кивали: вердикт Одиль Жоли был неоспорим.
– С сегодняшнего дня, – еле выдавила из себя Элен, – я буду носить только цвет шампанского.
Прекрасно, – продолжила Жоли. – Прежде всего цвет шампанского, а потом еще что-нибудь очень-очень светлое. Но никогда, никогда не носите пастельные цвета или цвета шербета. Они бесцветны и предназначены для людей трусливых. Для людей, которые, желая выглядеть благополучными, кончают тем, что выглядят как пирамида из мороженого. – Одиль окинула Элен оценивающим взглядом. – У вас чудесная фигура, фигура модели. Ваши пропорции просто фантастичны. Скажите, дорогая, вы, случайно, не манекенщица?
– Нет, – выдохнула Элен. Ее тотчас бросило в жар.
– Вы должны быть моделью. Если вас это заинтересует, приходите ко мне в ателье. Ателье мод Одиль Жоли. Это вверх по улице.
Элен машинально кивнула. Случилось то, о чем она и мечтать не смела. Она много слышала о том, что главное – быть в нужном месте в нужный час. Но кто бы мог подумать, что этим местом станет выставка?! А ведь она еще упиралась и пришла сюда только ради Гая. Боже, великая Одиль Жоли предложила ей работу манекенщицы! И все без всяких собеседований, без всякого опыта. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Спасибо, – дрожащим голосом поблагодарила Элен. – Я… я приду в ателье в понедельник. – И тотчас, пробормотав какие-то извинения, она скромно ретировалась в тихий уголок.
Ей нужно было время, чтобы все обдумать. Она познакомилась с выдающейся Одиль Жоли. Более того, знаменитая кутюрье выделила ее из толпы и предложила работу.
Элен оставалась одна не больше пяти минут – к ней вдруг подошел высокий привлекательный мужчина, улыбнулся и протянул бокал шампанского.
– Не помешаю? – вежливо спросил он по-французски, но с сильным английским акцентом.
– Конечно, нет, – поспешно заверила она.
– Не хотите приобщиться к искусству?
«Если только нам удастся что-нибудь рассмотреть в этой толпе», – подумала Элен, а вслух произнесла:
– С удовольствием.
Он осторожно взял ее под руку и принялся со знанием дела рассказывать об экспозиции. Все было как во сне. Когда они остановились перед белой безликой скульптурой, Элен украдкой попыталась рассмотреть своего спутника. Он, в свою очередь, сделал то же самое.
Она быстро отвела взгляд.
– Я даже не знаю вашего имени, – сказал он.
– Мадемуазель Жано. – Она взглянула ему в глаза.
– А меня зовут Найджел, – произнес он с легким поклоном.
– Очень приятно, месье Найджел.
Откинув голову, он весело рассмеялся.
– Я… я сказала что-нибудь не так? – запаниковала Элен.
– Нет, что вы. Видите ли, Найджел – это мое имя, а фамилия – Сомерсет. Зовите меня просто Найджел.
Сердце Элен учащенно забилось. Что сегодня за день? Сначала Одиль Жоли, а теперь вот этот таинственный незнакомец.