Грехи. Книга 1
Шрифт:
На следующей неделе произойдет большое событие: состоится зимний показ мод, и я из манекена на время превращусь в модель. Зрелище обещает быть великолепным. Соберутся постоянные покупатели со всех концов света, будут пресса и фотографы. Думаю, мои фотографии появятся в газетах и журналах. Если увижу где-нибудь, то вырежу их и пришлю вам.
Надеюсь, что у вас все хорошо. Не могу дождаться, когда вы сюда переедете. Здесь так чудесно! Я уверена, вы полюбите Париж.
Всегда любящая вас,
маленькая француженка из Парижа.
Элен
Дорогая мадам Дюпре!
Это только второе мое письмо, но я была очень занята поисками работы. Наконец-то сбылось то, о чем так мечталось, – я манекенщица в ателье мод Одиль Жоли. Представляете?! Расскажу вам, что там происходит.
Прежде всего все и всегда зовут Одиль Жоли только так и никак иначе – никаких там «Одиль» или «мадам Жоли». В то время как других знаменитостей называют как угодно: Жака Фата всегда называют просто Жак, Коко Шанель – просто Шанель, Диор – Кристиан, мадам Гре – Мадам Гре. Но все это, конечно, мелочи.
Одиль – я буду называть ее просто Одиль в надежде, что она никогда об этом не узнает, – очень маленькая и изящная. Как вы знаете, она знаменита в основном своими костюмами, хотя конструирует и платья, и пеньюары, и пальто. Вам, вероятно, также известно, что она всегда носит до смешного маленькие шляпки или, наоборот, очень большие и что она живет в квартире на Плаза Атеней. А знаете ли вы, что она заядлая курильщица? Ее ателье расположено на Фобур-Сен-Оноре, в одном из тех импозантных домов, которыми так славится Париж. Она владеет всем этим домом и еще одним маленьким неподалеку. Одна из моделей сказала мне, что на Одиль работают тысячи женщин. В прошлом году она продала более тридцати тысяч туалетов – а уж вам-то известно, какие они дорогие! Бедная семья из Сен-Назера прожила бы на деньги, полученные от продажи одного костюма, целый год. Но здесь вам не Сен-Назер, а Париж!
Я пока провожу большую часть своего времени в ателье. Оно состоит из огромного количества демонстрационных комнат, где Одиль создает свою одежду.
Она работает над несколькими моделями одновременно. Вот ее метод: она наматывает на меня ярды чесучи, шерсти или какого-нибудь другого материала, отходит назад, смотрит, потом берет ножницы и – чик-чик-чик, снова отступает, рассматривает, отрезает еще, потом там и сям скрепляет булавками, которых у нее полон рот. Она втыкает их даже в свой свитер и юбку, используя как подушечку для иголок, и потому вечно вся исколота. Пытаясь обозреть свое изделие со всех сторон, Одиль ползает по полу на коленях. Все ее вещи оригинальны и сделаны вручную. У Одиль есть также и готовые платья, которые она экспортирует в основном в Америку. Свыше пятисот молоденьких мастериц копируют и шьют ее одежду дни и ночи напролет. Представляете?
На прошлой неделе я впервые была в демонстрационном зале. Для меня это как повышение. Я пока еще буду служить ей самым любимым живым манекеном – если у меня, конечно, не отвалятся ноги, – но на зимнем показе меня используют как движущуюся модель. Правда, здорово? Я уже обещала Жанне и Эдмонду прислать вырезки из газет и журналов, если меня сфотографируют, и, конечно же, пришлю их и вам.
Думаю, вам небезынтересно
Когда вы приедете в Париж, я посодействую, чтобы вы попали на показ. Демонстрационный зал состоит из пяти комнат, связанных между собой подиумом. Все они красиво декорированы и напоминают мне дворец Отеклок. Комнаты застелены коврами, а в центральной есть лестница, что ведет наверх, в одну из рабочих комнат Одиль. На этой лестнице во время показа сидят только суперважные покупатели и обозреватели. Стены комнаты обшиты белыми деревянными панелями, кругом прожектора для подсветки, хрустальные люстры, а на одной из стен шелковый занавес.
Вот и все мои новости.
С любовью,
Элен.
Элен внимательно прочитала письмо, раздумывая, не добавить ли еще что-нибудь в постскриптуме. В голову ей пришла мысль написать о таинственном английском джентльмене, которого она встретила в галерее, но она тотчас отбросила ее. С тех пор она частенько вспоминала Найджела, но теперь уже ничего не изменишь. Лучше уж его забыть, шансов на новую встречу нет и никогда не будет. Она вздохнула и с легким сердцем заклеила конверт. Теперь в письме содержалась чистая правда.
В Париже вот уже две недели стояла сильная жара. Все парижане с надеждой ждали прохладного дождя, но больше всего на него надеялись модели Одиль Жоли.
Элен, нервничая, смотрела на себя в трехстворчатое зеркало, пока прислуга ловко застегивала пуговицы блузки у нее на спине. Тяжелый твидовый жакет Элен наденет только в самый последний момент. Тем временем вокруг других моделей суетились такие же помощницы. Вдоль стен стояли металлические подставки с вращающимися плечиками. На них висела зимняя коллекция Одиль Жоли на 1953/54 год.
Одиль Жоли сейчас стояла на самом верху знаменитой винтовой лестницы и наблюдала за происходящим в зале. Одним глазом она следила за моделями, другим оценивала своих покупателей и известных журналистов. Но главным объектом ее наблюдения были сливки общества, что сидели на самых почетных местах – на той же самой, застеленной ковром, широкой винтовой лестнице.
Ни один мускул не дрогнул на лице Одиль Жоли. Несмотря на жару и значимость события, она была спокойной и уверенной в себе. Ее работа закончилась; коллекция готова. Она знала, что все получилось хорошо. На какое-то время она закрыла глаза. В зале царило такое же возбуждение, что и в театре перед началом спектакля.
Она посмотрела на застеленный ковром подиум. Он был сделан в виде буквы X. Перекрестье располагалось в центральном зале, а каждый из его концов шел через четыре других. Главное внимание уделялось людям в центре, остальные – туристы, мелкие журналисты и прочий сброд – в расчет не шли.
Большие темные глаза Одиль Жоли внимательно оглядывали зал. Все высокие окна были распахнуты настежь в тщетной надежде поймать хоть дуновение ветерка. Гости уже рассаживались по своим местам. Прямо под ней на лестнице занимали места самые почетные из них. Здесь были два принца. Старший из них, Альфонс, практически обеднел. Одиль Жоли знала, что во время войны он помогал спасать от разграбления французское национальное достояние, и она навсегда закрепила за принцем и принцессой самые почетные места. Принцесса одевалась у нее бесплатно.