Греховные клятвы

Харрис Лилиан

Язвительная улыбка растягивается на моем лице.

— О… но ты — моя голубка. — Костяшки пальцев моей второй руки проводят по ее губам. — Нежная. Мягкая. Один рывок к твоей шее, и ты бы умерла.

Ее пульс учащается от моего прикосновения. Я чувствую, как он громыхает.

Она задыхается, с трудом сглатывая. Я чувствую, как она дрожит под моей ладонью. Но затем, мгновенно, этот страх испаряется, и сила возвращается в ее глаза.

— Итак, ты действительно собираешься сказать мне, в чем заключается твое предложение, или мне придется ждать,

пока твой рот решит выполнять свою функцию и заговорит? — Нахальство в ее тоне заставляет меня ухмыльнуться.

Блять. Как же много я хочу сделать с изгибами этого тела. Я бы заставил ее наклониться, раздвинув задницу и засунув в нее язык.

— Для женщины, прижатой к стене, у тебя неплохое поведение.

Она хмыкнула.

— Скажем так, мне больше нет дела до того, что ты со мной делаешь.

Я разражаюсь медленной, затяжной усмешкой, крепко сжимая ладонь на ее горле. Ее рот дрожит, брови напряжены.

— Если ты согласишься на мои условия, это сохранит твою жизнь и позволит тебе уйти невредимой.

Она наклоняет голову с насмешкой.

— Готова поспорить, что здесь есть какой-то подвох.

Я отодвигаюсь на шаг назад, мои пальцы соскальзывают с ее шеи. Ее горло выглядело намного лучше с моей рукой вокруг него.

— Всегда есть подвох, маленькая голубка. — Я не могу сдержать довольную ухмылку на своем лице, когда ее глазные мышцы дергаются при этом прозвище. — Мой отец — босс нашего маленького предприятия, и чтобы занять его место, мне нужно жениться…

— О, черт возьми, нет! — Она покачала головой. — Просто всади в меня пулю.

— Хорошо. — Я пожимаю плечами, доставая пистолет из пояса. — Ты хочешь, чтобы я кому-нибудь позвонил после того, как забрызгаю стены твоей кровью?

— Да пошел ты нахуй, — шипит она.

— Продолжай болтать таким языком, и единственным, кто там окажется, будешь ты.

Этот вздох и внезапный румянец на ее щеках заставили меня ухмыльнуться, мой член потяжелел и запульсировал.

— Тогда мне продолжать?

Она закатывает глаза от отвращения, устремив взгляд в потолок.

— Ладно.

Это слово могло быть и ругательством, и я не могу удержаться, чтобы снова не рассмеяться. Когда, черт возьми, я так смеялся, кроме как с Софией?

— Ты должна будешь оставаться замужем за мной в течение года, посещать все…

— Год! — Ее глаза расширились. — Ты с ума сошел? Ты действительно должен быть сумасшедшим. — Ее черты лица искажаются от отвращения.

Я нахожу все это очень забавным.

— Как я уже говорил, ты также должна присутствовать на всех мероприятиях, присутствовать на всем, что потребовалось бы от меня. Для всех остальных мы женаты. Наша сделка будет известна только нам обоим.

Должен пройти год, чтобы люди моего отца поверили, что я женат, что я могу держать свой дом под контролем. Мне нужно время.

— Это безумие, — задыхается она. — Я не могу этого сделать!

— Ну, похоже, у тебя не так уж много вариантов.

Она бросает

на меня острый взгляд, грудь подпрыгивает от тяжелого дыхания. Ее тело остается прижатым к стене, как будто моя рука и тело все еще удерживают ее там. А мне бы этого очень хотелось.

— Свадьба должна быть скоро, — продолжаю я, игнорируя эту неистовую потребность, поднимающуюся по моему телу. — Не позже, чем через месяц или меньше. А через год я разведусь с тобой, и ты сможешь жить своей веселой жизнью.

Она молчит долгие секунды, ее глаза метались по сторонам, пока не остановились на мне.

— Я получу какие-нибудь деньги? Я имею в виду, любой, кто вынужден оставаться за тобой замужем в течение трехсот шестидесяти пяти дней, заслуживает чего-то.

Я усмехаюсь, едва заметно, прежде чем мое лицо становится жестким. Я приближаюсь к ней, пока ее грудь не вздымается, пока мои губы не начинают флиртовать с ее вкусом, эти пьянящие вдохи покрывают мой рот.

— Тебе нужны деньги? — Мой тон отмечен черствостью. — За проникновение в мой дом? За то, что избежала тюремного заключения? — Я тянусь рукой к нежным очертаниям ее лица, кончиками пальцев проводя по его бокам. — Нет, голубка. Никаких денег не будет.

Ее губы раздвигаются, дыхание длинное и рассеянное.

— Когда ты уйдешь, это будет с тем, с чем ты пришла. И поскольку я хороший человек, я позволю тебе позвонить своей семье или своему парню, и они смогут тебе помочь.

— У меня нет парня.

Эти слова заставляют мое чертово сердце подпрыгнуть, и я сразу же его отключаю.

— Для меня это не имеет значения. Я здесь не для того, чтобы влюбиться в тебя.

Мои губы касаются ее губ, и у нее вырывается выдох. Я играю с огнем. Это было слишком близко.

— Отлично. — Она практически откусывает мне рот, даже когда дымка ее возбуждения отмечает каждый слог. — Потому что я никогда не полюблю тебя.

— Мне не нужна твоя любовь. — Я нежно провожу большим пальцем по ее щеке. — Мне нужно только твое послушание.

— Ты и этого не получишь.

Другой рукой я нащупываю ее запястье, поднимаю его над головой, прижимаю к стене и удерживаю в таком положении.

— Это мы еще посмотрим.

Я провожу носом по ее шее.

— Ты так самодоволен, Майкл Марино. — Ее слова затихают, пока мое имя не становится лишь легким стоном, храбрость в ее тоне сменяется желанием. Она может отрицать это про себя, но я практически чувствую его запах.

— Ах, значит, ты знаешь мое имя? — Я отстраняюсь, чтобы увидеть эти проникновенные глаза, умоляющие овладеть мной.

Но она никогда этого не сделает. Никто не сможет. Я не позволю им.

— К сожалению. — Она хлопает ресницами с дразнящим взглядом.

— Что ты слышала? — Я сжимаю ее челюсть в огрубевшей ладони.

— Достаточно, чтобы понять, что ты нехороший человек.

— Все правда. — Я одариваю ее холодной улыбкой. — Так что же это будет, Элси? Смерть, тюрьма или год быть моей ужасно сладкой, послушной женой?