Гремите, колокола!
Шрифт:
Вдруг запрядали уши лошади. И внимание Лугового тоже было привлечено каким-то новым звуком — треском и скрежетом. Он придержал лошадь, присматриваясь справа от себя к ноздревато-зеленому, изъеденному
Но в судоходной протоке, скрытой от взора Лугового островом, треск ломающегося льда сливался в сплошной гул, разительно напоминающий артподготовку на фронте. Вороны взметнулись с островных деревьев и с испуганно-радостным криком заметались над островом.
Если где-нибудь вверху не будет больших заторов, то завтра Дон уже очистится, и только одинокие поля и льдины будут проплывать мимо хутора еще несколько дней. И если откроют на Цимле все шандоры, а Донец прибавит своей воды, то к возвращению Наташи опять будет широкий разлив, полая вода затопит вербы и подступит к хутору, и опять можно будет из двора выезжать на лодке. За этим у нее не станет, и уж наверняка никто не сможет удержать ее, если она захочет добраться наперерез бурному мутному течению до левобережного леса и поездить там среди полузатопленных тополей и верб. Пусть приезжает, если она не может без всего этого и не чувствует вдали от этого себя и все самое дорогое в себе так, как здесь.
И теперь уже этот треск и грохот сопровождали его вплоть до станицы. Между тем продолжался и этот весенний влажный снег. Плечи бурки и грива у лошади побелели. А иногда лед, бурно взламываясь, начинал гудеть: бум-м…
Ледяные поля выпирали на берег и здесь, нагромождаясь, крошились на большие и мелкие зеленовато-голубые осколки. Вскоре ими уже был усеян весь берег. Гремели колокола.
1966–1967