Гренадер
Шрифт:
С этими словами, врач взялся за меня вплотную: он попросил дотронуться до носа пальцем, а потом поводил перед ним уже своим, стукнул молоточком по коленке, а затем засыпал вопросами. После первого же про имя, как и Федор раннее, странно на меня глянул, но продолжил.
Я стойко держался на заранее подготовленных позициях, охотно пересказывая ему "Моя жизнь среди индейцев", дополняя "С индейцами в Скалистых горах", и уходя в глухой отказ, если речь заходила о чем-то конкретном из относительно недавних событий.
В процессе, решил воспользоваться своим положением больного и прямо спросил:
– Скажите, Василий Георгиевич, а почему вы так странно на мою фамилию отреагировали? Что с ней не так?
– Почему с фамилией?
– Удивился он.
– Обычная у вас фамилия, хотя, скорее всего, из знатных. А вот имя и отчество, напротив, интересные...
– Чем?
– Удивился уже я. И тут из памяти всплыло где-то когда-то читанное. И Олег, и Игорь всегда были родовыми именами Рюриковичей, правда, вышедшими из употребления еще веке в пятнадцатом... Но главное в другом: до самого конца девятнадцатого века детей так вообще не называли, это языческие имена и церковь их категорически не признавала. Если кому и приходила в голову идея назвать Олегом или Игорем драгоценного отпрыска, священники просто отказывались крестить. А тут сразу вместе оба! Это я так не выделяться собирался, что теперь каждая собака на мое имя стойку делать будет...
– Вижу, вы и сами вспомнили.
– Посмотрев на меня, сказал доктор.
– Ретроградная амнезия.
– В конце концов, подвел черту он, озвучив с нетерпением ожидаемый мной диагноз.
– При повреждениях головы дело не редкое. Но думаю, со временем память восстановится. Уже сейчас прогресс заметен. Разве что последние несколько дней помнить не будете...
Это мы еще поглядим, что будем помнить, а что нет!
– Давайте вас, на всякий случай, еще осмотрим.
– Сказал он доставая из саквояжа стетоскоп... точнее притворяющуюся им слуховую трубочку.
– Снимайте рубашку.
Я с удовольствием содрал с себя немилосердно жмущую одежку и доктор тут же заметил:
– Сложены вы как Геркулес, хоть сейчас статую ваяй, так что и здоровье должно быть богатырское - скоро поправитесь.
– После чего привычно протестировал на провалы: - Атлетикой занимались?
– Вроде бы... И еще борьбой.
– Так же привычно отбоярился полуправдой я.
Прослушав меня, врач попросил показать язык, заглянул в глаза, проверил с часами пульс, на чем осмотр посчитал законченным.
– Что ж вы батенька с голыми руками на татей полезли, у вас ведь кинжал был?
– Напоследок попенял мне добрый доктор.
Не говорить же ему, что тот кинжал бесполезная железка. Но у меня еще и финка в сапоге была, даже в голову не пришло достать. Это все отрыжка другого времени, с его понятиями об ответственности за превышение самообороны. Срочно надо перестраиваться! Тут, как мне кажется, совсем другие представления о самозащите.
– Не хотел до смертоубийства доводить.
– Тоже правильно. В общем, выздоравливайте. Перевязка будет вечером, перед ней я вас еще раз проведаю. - Он вручил мне баночку каких то пилюль.
– Принимать три раза в день после еды. Сейчас распоряжусь, чтобы завтрак принесли, а заодно уборную показали. Ходить вам можно.
С этими словами, доктор вскочил со стула, подхватил саквояж, и так же проворно как появился, исчез за дверью.
После завтрака из овсяной каши с хлебом и молоком, ко мне в палату нагрянул какой-то полицейский чин. Ожидаемо было... Худой, по здешнему обыкновению усато-бородатый, в зеленом мундире, при сабле и револьвере. Следователь, наверное, или как он тут называется...
– Доброго утра.
– Поздоровался он, и сразу взял быка за рога: - Мне надо задать вам несколько вопросов.
– Боюсь, мало чем смогу помочь.
– Отозвался я.
– Знаю. Это не касается вчерашнего происшествия, но для протокола нужно зафиксировать ваши данные. Надеюсь, что-нибудь да вспомните.
Прозвучало зловеще.
– Документы какие-нибудь сохранились?
Ну, вот и началось... Будем выкручиваться.
– Не нашел.
– Демонстративно хлопнув себя по отсутствующим карманам, ответил я.
– Ладно... Но хоть что-то вы о себе можете рассказать?
– Более или менее...
Напрочь все забыть в мои планы не входило. Но как и в беседе с доктором, информацию я собирался выдать скупо, и только ту которую почти нереально проверить. Соломки себе на будущее подстелю.
– Тогда я вопросы задавать буду, договорились?
Я согласно кивнул.
– Полное имя, отчество и фамилия?
– Засекин Олег Игоревич.
Этот на мое имя никак не прореагировал. Видимо уже пообщался с доктором или буфетчиком. Я оказался прав. Как позже выяснилось, по горячим следам было проведено расследование, и буфетчик сдал меня с потрохами. То есть вывалил все, что про меня якобы знал: и как зовут, и то что из Канады, и то что ограбили.
– Когда родились?
Я быстро подсчитал, какой у меня здесь должен быть год рождения и ответил:
– Семнадцатого января тысяча восемьсот пятьдесят шестого. Двадцать один год.
Разницей дат я решил пренебречь, чтобы впоследствии не путаться - буду на двенадцать дней старше.
– Значит совершеннолетний, хорошо. Место рождения?
– Канада, Северо-Западные территории, форт Бентон.
– Являетесь подданным Российской империи?
– Тут же последовал вопрос.
Это был самый тонкий момент.
– Не помню. Но если не являюсь, хотел бы подать прошение о получении.
Возможно, лучше было выбрать местом рождения Аляску и сказаться российским подданным, но о таком факте должны были сохраниться хоть какие-то записи. Телеграфы уже изобретены - запрос сделать реально, и попросить, например, метрику выслать. А ее-то в природе и нет... Зато с хрен знает каким канадским фортом, такой номер уже не пройдет. Надеюсь...
То же самое выходит, если я, допустим, получил гражданство позже, в документах это обязательно оказалось бы отражено. Мое: "не помню", позволяло любую трактовку, при этом, в случае проверки, боком вылезти никак не могло.