Греши и страдай
Шрифт:
Глядя на заплетенные в косу волосы и изысканное платье Клео, наблюдая, как с каждым моим толчком ее тело все сильнее прижимается к дивану, я влюблялся все сильнее. Я любил ее пока был ребенком, подростком и уже мужчиной. И теперь я любил ее так, словно она была грязной сиреной, которая не возражала сбросить крылья ангела и позволить мне принять ее грязную и неправильную.
Массируя ее поясницу, я мрачно приказал:
— Раздвинь ноги, Лютик. Я собираюсь жестко трахнуть тебя.
Клео захныкала, мгновенно подчиняясь. Ее ноги раздвинулись, ступни все
В тот момент, когда она двинулась, я не колебался. Мощным толчком я вошел глубоко в нее, растягивая, заявляя права.
Клео вскрикнула, наклоняя голову и кусая подушку.
Искры рассыпались за моими веками, когда я входил в нее сильнее, быстрее, глубже.
Пот блестел на ее плечах, но я не останавливался.
Застонав от наслаждения, Клео вцепилась в диванные подушки, впиваясь ногтями в плотную ткань.
— Еще, Килл. Сильнее.
Что-то переключилось внутри меня. Я не знал, было ли это из-за того, что она назвала меня Килл, или из-за глубокой страсти в ее тоне, но я не мог ослушаться. Мой член стал толще, и я вошел в нее так глубоко.
Я бы запомнил ее навсегда. Я бы запечатлел себя в ее душе, чтобы даже смерть никогда не смогла разлучить нас.
Мой живот стукнулся о ее задницу, пока она, как увядающий цветок, склонялась над подлокотником дивана. Наклонившись над ней, я положил руку на подушку у ее щеки и впился зубами в ее шею.
— Ах! — воскликнула она, выгибаясь в моих объятиях, давая мне лучший доступ к ее горлу.
Мы больше не были людьми, когда я лизал и кусал с первобытной требовательностью. Мы были дикарями, стремящимися только к одному: уничтожить друг друга блаженством.
Ее киска сжалась вокруг моей длины, вызвав мой оргазм.
— Я люблю тебя трахать, — прорычал я, когда удовольствие спиралью прокатилось по моему телу, выстреливая из моих яиц и через мой член.
Я не мог остановиться и окунулся в оргазм с головой. Откинувшись назад, я уперся ногами в ковер и толкнулся.
— Не останавливайся. Боже, не останавливайся, — задыхалась Клео. Ее лицо было раскрасневшимся и напряженным, все чувства были обращены внутрь.
Она вскрикнула, когда я врезался в нее с неумолимым ритмом.
— Я кончаю! — ее голос прорвался сквозь мой туман.
Я извергался в нее, снова и снова.
Сжимая в кулаке ее косу, я держал ее, пока мои яйца ударялись о ее клитор ритмичными шлепками, приближая ее оргазм.
Трение между нами разрушило меня. Гримаса мучительного экстаза на ее лице поглотила меня. Она ничего не могла сделать, кроме как терпеть мой темп, мое давление — все, что я ей давал.
Последняя из моих защит по отношению к ней рухнула. Я чертовски сильно ее любил.
Последняя полоса блаженства закончилась, и я замедлился, проводя руками по ее спине. Гладил ее, успокаивал.
— Это... это было...
— Потрясающе, — выдохнула Клео, ее ноги задрожали, когда я вытащил и засунул свой член в брюки.
Улыбаясь тому, насколько она была довольна, я поднял ее и усадил на диван,
Завтра я уйду, не попрощавшись. Я пойду в бой, не оглядываясь, даже если это вырвет мое гребаное сердце.
Я бы сделал это, чтобы защитить ее.
Я бы сделал это, чтобы она была в безопасности.
Но сейчас она была моей, и я хотел сказать ей, как сильно я ее люблю.
Нежно поцеловав ее, я прижался своим лбом к ее лбу.
— Ты мой дом, Клео Прайс. И не важно, в жизни или в смерти я тебя никогда не отпущу.
Глава двадцать девятая
Клео
Прошло три года с тех пор, как я стала Сарой Джонс. Три года жизни самозванки. Три года пустоты. Но теперь в моем мозгу появился зуд... умоляющий, чтобы его почесали, жаждущий, чтобы стены рухнули.
Жизнь забрала мое прошлое и изменила мое будущее... Мне просто нужно было держаться и посмотреть, куда меня приведет волна перемен.
— Клео, запись из дневника, семнадцать лет
Следующее утро началось как любое другое.
Я проснулась на левой стороне кровати, а Артур — на правой.
Мы вместе улыбались, обнимались и принимали душ.
Мы болтали и завтракали, как обычная пара.
Он обходил стороной тему мирового господства, тайных планов и революционных реформ. Пока я допытывалась, расспрашивала и пыталась осознать масштабы того, что произойдет.
Затем Артур объявил, что у него есть дела, которыми нужно заняться в «Чистой порочности».
Я спросила, могу ли я пойти с ним.
Арт сказал «нет».
Он объяснил, что это скучная административная работа. То, что мне не интересно.
Я не поверила ему, даже когда он заверил меня, что ненадолго. Что он вернется к обеду. Что мне не о чем беспокоиться.
Артур откровенно лгал.
Я поняла, что что-то не так, когда он вышел за дверь.
Меня пугали не его чрезмерные заверения. Не его резкость, когда я допытывался.
Что меня ошеломило, так это слова, которых он не сказал.
Вопросы, на которые он отказался отвечать.
Он что-то планировал.
Что-то грандиозное.
И я ничего не могла сделать, чтобы это остановить.
— Что ты думаешь об этом?
Голос Хоппера вырвал меня из моих мыслей.
Я моргнула, совершенно не понимая, где мы были и что, черт возьми, мы там делали. После того, как Артур ушел, я ходила по дому, кипя от злости.