Грешная одержимость
Шрифт:
Мы останавливаемся перед драматической картиной, выполненной в абстрактном стиле. Яркие красные, синие и желтые оттенки, прорезающие белый гобелен, имитируют хаос в моем мозгу прямо сейчас.
— Ух ты. — Говорю я, сглатывая тошноту, услышав имя Михаила второй раз за столько же минут.
— Не пойми меня неправильно. Я имею в виду, льготы были потрясающими. Но впервые в жизни я чувствую, что действительно делаю что-то полезное со своим временем. Что-то, что меня интересует. И Михаил видит во мне перспективу. Он думает, что когда-нибудь у меня даже хватит сил стать такой
Затем он, кажется, действительно впервые видит меня, и постепенно его лицо падает.
— Что? — Спрашивает он, слегка сдуваясь.
— Ничего, — говорю я, направляя его к следующему произведению искусства, пытаясь обуздать выражение лица.
— Дани, я знаю, когда ты лжешь. Ты выглядишь искренне расстроенной. Это потому, что меня так часто не было в последнее время? Обещаю, это не та работа, и теперь, когда у меня есть голова на плечах, я буду приходить домой чаще. Я клянусь.
Его искренний тон затрагивает струны моего сердца, и я изо всех сил стараюсь порадоваться за него. Но я просто не могу. Не в том, что произошло между мной и Михаилом той ночью, и уж точно нет, если он имеет какое-то отношение к предупреждению Ефрема о русской Братве.
— Я рада, что ты постараешься приходить чаще. — Говорю я, пытаясь улыбнуться.
— Но…?
— Я не знаю, Бен. Я просто… не доверяю… Михаилу.
— Не доверяешь ему? — Спрашивает Бен, останавливаясь, его лицо мгновенно меняется с открытого и заботливого на настороженное. — Почему ты так говоришь?
Сейчас мы даже не пытаемся рассматривать искусство, поскольку он открыто противостоит моим опасениям. Я кусаю губу, внезапно нервничая, чтобы сказать что-нибудь. Бен наконец-то связался со мной, чтобы провести со мной время. Что, если я скажу что-нибудь, и это оттолкнет его?
Но предупреждение Ефрема продолжает звучать в моем мозгу.
— Я услышала кое-что… ну, знаешь… что у него могут быть какие-то темные связи?
Боже, я говорю так неуверенно, хотя я без тени сомнения знаю, что этот парень подонок. Возможно, у меня нет веских доказательств его связи с Живодерами. Тем не менее, я на собственном опыте убедилась в том, что он подлец.
Бен тяжело вздыхает, скрестив руки на груди.
— Мы уже это обсуждали, Дани. Я не понимаю, где у тебя хватает смелости критиковать людей, с которыми я предпочитаю тусоваться, когда тебя буквально только что посадили под арест за то, что ты уехала из города, чтобы потусоваться с Петром Велесом. Я уверяю тебя, что Михаил гораздо лучший человек, чем этот нечестный кусок дерьма.
— Бен! — Я задыхаюсь, потрясенная тем, что он сказал о Петре что-то такое низкое без тени раскаяния.
— Нет, серьезно, Дани. Достаточно. Ты всегда пытаешься заставить меня восстановить связь с Петром, который, как я знаю, продает наркотики по всему городу и убивает людей, Дани, из-за какой-то дурацкой границы, которую он нарисовал в своей голове. Но Михаил — законный бизнесмен, с которым я тесно сотрудничаю, и я никогда не видел, чтобы он делал что-то хотя бы отдаленно сомнительное. Так что, возможно, тебе не стоит верить всему, что
Это громко сказано от парня, который всего месяц назад говорил о том, что мне не следует тусоваться с Петром, основываясь на дошедших до него слухах. Но я не хочу спорить с братом, поэтому закрываю рот.
Бен сдерживает гнев еще минуту, стоически молча и хмуро глядя на меня. Затем, наконец, он, кажется, расслабляется, отпуская все это, чтобы мы могли приятно провести время вместе.
— Прости, что я на тебя напал. — Говорит он.
— Прости, что я подняла этот вопрос, — добавляю я, благодарная, что он готов загладить свою вину.
Несколько минут мы бродим по галерее молча, снова обращая взгляд на искусство.
Когда я осмеливаюсь взглянуть на Бена краем глаза, его губы поджимаются в молчаливом веселье.
— Что? — Спрашиваю я, слишком хорошо зная этот взгляд.
— Ничего, — говорит он небрежно, отворачиваясь, чтобы исследовать новую стену искусства.
— Бе-ен, — хнычу я, подпрыгивая, чтобы догнать его, как надоедливая младшая сестра, которой я и являюсь.
— Хорошо, хорошо. Просто в последнее время ты, кажется, очень притягиваешь взгляды людей, — слегка поддразнивает он.
— Что ты имеешь в виду? — Спрашиваю я, оглядывая пустую комнату, чтобы убедиться, что я что-то упустила.
— Ну… Ефрема, и тогда тех ребят, с которыми я выпивал, то есть, я так и не услышал конца того, как мне следует начать чаще приводить тебя к нам в компанию. А теперь, Михаила… — Бен ухмыляется. — Как будто все перестали видеть в тебе мою младшую сестру, и ты резко выросла или что-то в этом роде.
— Фу. — Я вздрагиваю при его упоминании о Михаиле и неприятном воспоминании, которое приходит на ум.
— Я имею в виду… Михаил довольно завидный холостяк, Дани. Если бы ты поймала его взгляд, это не было бы концом света, — намекает Бен.
— Ты, черт возьми, шутишь? — Огрызаюсь я, и мой характер снова вспыхивает. Мне кажется, или я невольно наткнулась на настоящую причину, по которой Бен попросил провести со мной время? Михаил гребаный Сидоров, лучше бы его не подстрекал к этому!
— Что? — Спрашивает Бен, выглядя пораженным моей резкой вспышкой гнева.
— Ты действительно предлагаешь мне встречаться с твоим наставником? Это самый приятный способ, которым я могу это выразить. Потому что мои другие варианты — это подонок, который наткнулся на меня одной ночью и не принял «нет» в качестве ответа или подлец, который думал, что можно тереться о девушку, которую он только что встретил, которая почти вдвое моложе его.
Признаюсь, это немного похоже на двойной стандарт — совершенно нормально относиться к разнице в возрасте между мной и Ефремом и находить Михаила совершенно отталкивающим, но дело не только в этом. И эти дополнительные семь лет имеют удивительное значение.
— Ого, Дани, успокойся. — Говорит Бен, покорно поднимая руки.
— Я не хочу успокаиваться. Я чувствую, что это довольно хреново, что ты вообще это предлагаешь. А если я не ясно выразилась, то мне это не интересно. — Я тыкаю пальцем в грудь Бена, чтобы по-настоящему донести свою мысль.