Грешная женщина
Шрифт:
— Ты чего? — спросил я. — Вроде чем-то обеспокоена? Ты одна?
— Я связалась с головорезом, — горестно призналась она. — Притом с бессердечным головорезом. Ты не мог позвонить?
— Откуда? Кофейком не угостишь?
Перед тем как пить кофе, я умылся в ванной. Но в зеркало старался не смотреть. Один раз увидел, как там мелькнуло чье-то незнакомое лицо, в ссадинах и с козлиным взглядом.
Когда уселся за стол, поглядел на Таню более внимательно и понял, что перед этой женщиной кривляться не надо. Она не предаст.
— Батя умер, — сказал я. — Друга порезали. А так все ничего. Если
Она подошла и прижала мою голову к своему животу. Нездешнее было мгновение, дотянувшееся, может быть, из юрского периода. Когда самка жалела самца, понимая, что без него пропадет.
— Помнишь, ты упоминала про некоего Михайлова? — спросил я, усадив ее рядышком. — Который может помочь?
Таня молчала. Ее лицо вблизи было беспомощным, и блеск в глазах потух. Сейчас это была обыкновенная, усталая женщина, озабоченная выкрутасами мужика.
— Я почему спрашиваю, — продолжал я. — Денежки хотелось бы вернуть. Не то чтобы я корыстолюбив, но сумма солидная.
— Не знаю, чем ты меня купил? Ничего в тебе нет привлекательного. Потрепанный, пьющий мужичонка средних лет. Да еще с придурью.
— На придурь и клюнула, — объяснил я. — Все женщины на это падки.
Она бережно поцеловала меня в губы.
— Ты очень страдаешь?
Не знаю, что она имела в виду, но я не страдал. Во мне зияла пустота. Даже яйцевидная шишка на черепе не болела. Напротив, я как бы внутренне посвежел и приосанился.
— Деньги надо вернуть, — повторил я. — Сведи меня с Михайловым.
Она вдруг вспыхнула:
— Да ты понимаешь своей дурьей башкой, что Алеша опаснее всех твоих обидчиков, вместе взятых? Попадешь к нему в лапы, а вдруг не отпустит? Про него солидные люди, не чета тебе, шепотком говорят. Кто был ему врагом, тех нигде найти не могут.
— Нам и нужен лихой человек.
— Нам? Ты, Женечка, по правде, что ли, в меня влюбился?
— Хватит трепаться. Ты можешь быстро связаться с ним?
— Я уже связалась.
— Когда?
— Вчера. Я Насте звонила.
— Жена его?
— Да. Замечательная девушка. Мы с ней на английских курсах подружились. Она ангел. Даже странно, как она с ним живет. Может, он ее заколдовал.
Чудно мне было слушать Таню. Она так уверенно ориентировалась в том мире, который я все же не мог принимать всерьез, считал его вымороченным, ублюдочным, порожденным общим распадом, обреченным на скорое исчезновение; но для нее он столь же реален и незыблем, как для меня в прошлом был мир университетских библиотек.
— Ты знаешь адрес?
— Знаю. Только надо заранее условиться.
— Звони.
Еще раз потянулись ко мне ее губы. Ей не хотелось никуда звонить. И я ее понимал. Она была в недоумении. До встречи со мной у нее был налаженный быт, красивые планы, не исключающие, вероятно, и брака с заезжим миллионером, — и вдруг все роковым образом изменилось. Вместо доброжелательного начальника, прихоти которого незатейливы и вряд ли идут дальше дежурной случки, вдруг подошлют штатного палача; а вместо миллионера с берегов Амазонки торчит круглая башка отечественного кретина. Понятно, женский умишко заметался, как птичка в клетке. Я помог ей разобраться.
— Мы над судьбой не властны, Танечка. Я твой мужчина, чего теперь горевать. Перестань сомневаться, тебе и полегчает.
Требовательно сверкнул ее взгляд.
— Может, и мой. Да подыхать-то зачем?
— Ну что ты, до этого еще далеко. Звони скорее.
Она позвонила, но, как я понял, не самому Михайлову, а все той же Насте. Они немного поболтали, а потом она ждала минут пять с трубкой в руке, и все эти пять минут мы молча разглядывали друг друга. Наконец Таня озабоченно заметила:
— Сейчас царапины на мордочке припудрю. А то уж слишком на уголовника похож.
Настя передала, что Алеша Михайлов примет нас в двенадцать часов.
— Она что, так и сказала — примет?
— Она сказала: привози своего мальчика.
В этот раз вместо того, чтобы, по обыкновению, расплакаться, мы начали смеяться и никак не могли остановиться, хохотали и в ванной, пока она обихаживала мою рожу, и обнимались, и целовались; и если этот дурацкий нервный смех достиг ушей моего мертвого отца на его ледяном ложе в морге, то представляю, как ему стало досадно.
Пока добирались до Ясенева, куда было велено подъехать, Таня рассказала еще кое-что об этом загадочном человеке. Он был грозен, красив, молод и обладал, по ее словам, телепатическим даром. Женщины влюбляются в него все подряд и подчиняются ему беспрекословно. Вне зависимости от возраста. То же самое и с мужчинами. Никто не знает, большая ли у него банда, но вполне достаточная, чтобы на него не огрызались даже такие отчаянные головы, как солнцевские ребята. Кавказцы тоже обходят его стороной и не устраивают с ним разборок, столь ими любимых. То есть поначалу устроили две-три облавы, но потеряли четверых лучших своих боевиков и угомонились. Его покровительство, даже косвенное, это гарант спокойного бизнеса. Она убедилась в этом на Серго, на своем шефе. Как-то обмолвилась, что знакома с Алешей, и надо было видеть, как шеф встрепенулся. Прицепился к ней, как пиявка. Интересовался малейшими подробностями. Но она темнила, потому что подробностей не было, а признаваться в этом ей было не с руки. С тех пор шеф к ней переменился и, вызывая на ковер, никогда не забывал поцеловать руку. В этом дорожном разговоре, пока неслась под колеса прожаренная июнем вялая, заплеванная Москва, Таня открылась мне совершенно неожиданной стороной. Мир подонков, о котором она повествовала с мудростью посвященной, где долго обосновывалась, не ослепил ее хрупкую женскую душу: она понимала его уродство и призрачность, хотя затянуло ее течение в самую середину. Ее суждения были умны и язвительны, а наблюдения — точны.
— Пока мы не поженились, — сказал я, — ответь на один вопрос: какого черта ты во все это вляпалась?
— Ты тоже вляпался, — в ее голосе необидное сочувствие. — Только ты вляпался сослепу, а я сознательно. Мне нищета обрыдла. Я тебе вот дам дневник, я его целых полгода вела. Хочешь почитать?
— Читали мы девичьи дневники. Цветики-семицветики, любовные сопельки.
— Таких не читали.
Приехали. Вошли в шестнадцатиэтажную башню и поднялись на шестой этаж. Арматурная пуленепробиваемая дверь — и на ней хитроумное компьютерное устройство. Таня набрала шифр, и нежный женский, почти детский голосок отозвался: «Кто там?»