Грешница
Шрифт:
Ян отошел к окну, в кабинете, и правда, было прохладно, кондиционер работал на всю. Он не хотел долго общаться с отцом, он не видел Киру три дня: защита диплома, оформление всех бумаг, переговоры с Чикагским университетом, с ребятами в Англии. Ян хотел быстрее закончить со всем этим, оборвать все нити, что еще связывали его с отцом, с этим местом, находиться в котором ему больно.
— Я верю в то, что тебе не нужны деньги, ты сам достаточно зарабатываешь, имея в Англии бизнес. Чем вы там занимаетесь? Красите машины? Собираете старье по
— Это хобби приносит мне немало денег, и это не просто старье, мы воплощаем мечту. Хотя тебе этого не понять, с твоим черствым сердцем и атрофированными чувствами можно даже и не пытаться этого делать.
— Тебе не кажется, что ты слишком много на себя берешь? — Артур Эдуардович тихо постучал по столу пальцами, ему не нравились эти эмоциональные вспышки сына, но все можно было списать на молодой возраст и импульсивность.
— Нет, мне не кажется.
— Может быть, тебе напомнить, кто дал тебе образование, лучшее, заметь?
– Я никогда тебя о нем не просил. Ты был только рад избавиться от меня, я бы мог прекрасно учиться здесь и видеть свою мать не два раза в год на несколько дней! А ты решил, что если я буду получать это сраное лучшее образование в частной школе и колледже в другой стране, то всем от этого будет только лучше. Ты вообще когда-нибудь спрашиваешь мнение других? Ах, да, о чем это я? Кельман-всемогущий никогда ничего ни у кого не спрашивает, он все делает так, как считает нужным именно он.
— Ян!
— Ты даже о болезни матери не говорил мне ничего. Три года! Целых три года! А сейчас устраиваешь какой-то цирк с этим прудом! Да кому он нахрен вообще нужен? Место скорби? Это ты что — скорбишь? Ты, который трахал своих помощниц и секретарш в этом кабинете, а за стеной мама лежала под капельницами. А сейчас что? Скорбь?
Кельман повел головой, посмотрев исподлобья на сына.
— Ты многого не понимаешь, я всего лишь…
— Я не хочу тебя слушать. Ты даже не дал мне попрощаться с ней, с единственным дорогим для меня человеком, которого я так любил и люблю до сих пор, ты знал это, и не дал.
— Марина сама не хотела этого.
Да, в этом была вся его мама, она бы не хотела, чтоб он видел, как ей больно и как она медленно угасает, даже имея миллионы, ты не в силах купить здоровье и любовь. Отец постоянно изменял, она знала, но молчала, словно не от мира сего, увлеченная книгами, театром, искусством. Ян помнит и никогда не забудет, какой она была красивой и доброй, словно ангел. Отец постоянно таскал ее на бесчисленные приемы, банкеты, званые ужины, где все восхищались ее красотой и умом, при этом спокойно трахая своих любовниц, содержа их, снимая квартиры, покупая машины. Он бы не удивился, если узнал, что у него есть брат или сестра, внебрачные дети отца.
Первый раз Ян понял это в десять лет, до этого его семья казалась ему идеальной, он так хотел походить на отца, стать таким же уверенным, умным, властным. Но все иллюзии рухнули в один миг, когда он заглянул в этот самый кабинет, где они находятся сейчас. Отец натягивал на свой член молоденькую помощницу, а она, зажав рот ладонью, сдерживала крики и стоны.
Кто бы тогда мог подумать, что Ян так впечатлится, замкнется в себе, хотя всего-то десять лет. Потом, став старше, он часто анализировал и прокручивал ситуацию заново, именно она стала точкой отсчета его ненависти к отцу. А через год его отправили в Англию, мама говорила, что так будет лучше, взяла с него обещание, что он выучится, он выполнил его и выучился.
Каждый раз, приезжая на каникулы, все время проводил с матерью, присматриваясь к отцу, замечая все новые подтверждения его лжи и обмана, но так и не рискнул все рассказать ей. Кто-то скажет, что это детская психологическая травма, что он придумал все на ровном месте, но Ян презирал и не выносил измену в любом виде, это мерзко, подло и нечестно, это, прежде всего, неуважение не только к человеку, который любит тебя, но и к самому себе.
— Она могла не хотеть чего угодно, но я как сын должен был знать! Ты не дал мне даже этого, а сейчас устраиваешь этот цирк с прудом.
— Что у тебя с Деминой?
Ян напрягся, снова склонился над столом, рассматривая невозмутимого и спокойного отца. Вот эта его манера невозмутимого вершителя судеб выводила не меньше его надменности.
— Моя личная жизнь не имеет ничего общего с тобой, и никогда не будет иметь.
— Тебе это лишь так кажется, сын, ты и вся твоя личная жизнь были и будут связаны со мной.
— Ты какого хрена вообще говоришь? Это угроза? Ты угрожаешь мне?
— Я никогда не стану угрожать собственному ребенку, не делай из меня чудовище, коим я и так являюсь в твоих глазах.
Ян с трудом, но взял себя в руки, отец самый настоящий энергетический вампир, он словно получает удовольствие от эмоций других, впитывая их, как губка.
— Если что-то случится с Кирой, я сам лично сверну тебе шею, и охранник не поможет.
Альберт Эдуардович промолчал, лишь проводил взглядом сына, что вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Встал, подошел к окну, отодвинул невесомую ткань штор. Как раз из этого самого окна второго этажа открывался прекрасный вид на новый ландшафтный дизайн его двора с красивым прудом в виде капли, у самого края которого стояла девушка.
Кельман некоторое время смотрел на нее: облегающее летнее платье, стройная фигурка, высоко собранные волосы, отливающие теплым медом.
— Дмитрий, у нас все готово? — набрал своего охранника, выслушав ответ, отключился, наблюдая уже за тем, как Ян подошел к этой девушке, обнял за талию, но она напряглась, резко обернулась и посмотрела прямо в окно второго этажа.
Глава 26
— Кира, что не так?
— Не могу понять.