Грешница
Шрифт:
Винфрид Майльхофер сообщил, что однажды Франки рассказал ему одну историю. Мол, в самом начале учебы он познакомился с девушкой и по уши в нее влюбился. А потом она умерла в результате несчастного случая.
Майльхофер заявил:
– Он не уточнял, но мне почему-то показалось, что Франки видел, как она скончалась. И так и не оправился от потрясения. Не думаю, что после этого случая у него были интрижки. Франки полностью посвятил себя работе. Он так и не простил себе то, что не смог ей тогда помочь.
Винфрид Майльхофер вспомнил о случае, который характеризовал отношение Франки к прекрасному полу
Винфрид Майльхофер не оставил его в беде. Они вместе пошли в пивную. Там играла музыка. Франки говорил о мертвой пациентке, о том, что не понимает, как молодая женщина могла умереть у него на операционном столе. А потом вдруг начал рассказывать о своей музыке. О нескольких безумных неделях в своей жизни. Однажды друг убедил его поиграть на ударных. Это было большой ошибкой; лучше бы он сосредоточился на учебе.
Только через несколько часов Франки позволил Винфриду Майльхоферу увести его домой. Тогда-то и рассказал ему о девушке, которую любил и потерял. А потом показал Майльхоферу кассету, которую Ута принесла на озеро. Франки прослушал ее, сидя на полу и барабаня кулаками по воздуху в такт музыке. «Я каждый вечер слушаю эту мелодию, не могу иначе, – говорил он. – Когда я ее слышу, она снова рядом со мной. Я чувствую ее присутствие, и мне удается уснуть».
Странным человеком был этот Георг Франкенберг, очень серьезным, ответственным, подверженным депрессиям, с фатальной любовью к скоростным автомобилям. Кто-то мог бы заподозрить, что он не очень любил жизнь. Винфрид Майльхофер не раз опасался, что после выходных больше его не увидит. И только Ута сумела вырвать Франки из объятий меланхолии.
После информации о жертве Рудольф Гровиан надеялся узнать кое-что о жизни убийцы. Полицейские, приняв во внимание то, что на руках у мужа Коры Бендер остался ребенок, предложили ему поехать домой. А потом хотели отправиться следом и побеседовать с ним.
Однако Гереон Бендер отчаянно этому воспротивился. Он не хотел быть исключением. Ехать домой в сопровождении полиции – это неслыханно! Если всех свидетелей повезут в участок, то и он тоже поедет. Ребенок не создаст проблем. Малыш вел себя смирно, сидел на коленях у отца, ел печенье и только один раз потребовал, чтобы его отвели к матери.
Тоненький детский голосок еще несколько дней не отпускал Рудольфа Гровиана, он словно заноза засел в его теле. Гереон Бендер с нажимом повторял:
– Не знаю, почему она вдруг сбрендила. Я вообще ничего не знаю. Она никогда ни о чем не рассказывала, только раз о каком-то несчастном случае. Но проблем у нас не было. Иногда Кора ссорилась с моим отцом, потому что была слишком придирчива. И всегда добивалась, чего хотела. Она говорила, что очень счастлива со мной – по всей видимости, это не соответствовало истине.
Берренрат, коллега Рудольфа из службы охраны порядка, прибывший на место происшествия одним из первых, случайно услышал кое-что интересное. Когда Кору Бендер уводили от тела Георга Франкенберга, ее муж кричал на нее. Она сохраняла спокойствие, лишь еще раз обернулась к нему и сказала:
– Прости, Гереон, мне не следовало выходить за тебя замуж. Я ведь знала, что несу с собой. Теперь ты свободен. Сегодня ты так или иначе освободился бы. Я хотела пойти к воде…
С точки зрения Рудольфа Гровиана, это замечание было весьма содержательным. Он сделал из него свои выводы и собрал кое-какую информацию, которая, казалось, подтверждала его предположение. Два совершенно независимых друг от друга указания на «несчастный случай» в прошлом и два свидетельских показания, которые – хотя и основывались исключительно на личных впечатлениях – подкрепляли подозрение: жертва и убийца встретились на озере Отто-Майглер-Зе не впервые.
Поначалу Рудольф Гровиан не думал, что реакцию Георга Франкенберга на нападение можно объяснить лишь испугом и потрясением. Он исходил из фактов, которые, казалось, лежали на поверхности.
Когда после девяти часов вечера он встретился с Корой Бендер, то увидел дрожащий комок нервов с разбитым в кровь лицом, несчастную женщину с заплывшим глазом. Другой глаз смотрел на него с тревогой. Берренрат сказал Рудольфу:
– Она разваливается на части, господин Гровиан. Хочет поскорее от этого избавиться. Собиралась устроить тут уборку. Думаю, если бы я ей позволил, ваш кабинет сверкал бы чистотой.
А Берренрат хорошо разбирался в людях, и на его суждение можно было положиться.
Рудольф Гровиан был готов к тому, что вскоре Кора Бендер расплачется и, взывая к его сочувствию, начнет рассказывать историю о былой любви и об огромной ошибке, ну или что-то в этом духе, что позволит понять причину ее поступка.
Однако уже через несколько минут он с трудом сохранял спокойствие и приветливость, стараясь придерживаться проверенной тактики. В данный момент Рудольф был близок к тому, чтобы ударить кулаком по столу и дать понять этой душечке, что все имеет последствия. «Я не отрицаю своей вины. Этого ведь достаточно?» Он еще не встречал подобного хладнокровия.
Кора Бендер сидела напротив него, неподвижная, как гранитный валун. Не похоже, чтобы у нее было учащенное сердцебиение. Она все еще не ответила на его последний вопрос. Казалось, эта женщина готова привести в исполнение свою безумную угрозу: «Больше я не произнесу ни слова». Рудольф ждал, что ее лицо окаменеет. Но вышло иначе.
Оно вдруг расслабилось. Взгляд словно бы устремился внутрь, руки разжались и спокойно лежали на коленях. Теперь это была симпатичная, изящная женщина, в джинсовой юбке, белой футболке и сандалиях. Молодая соседка, которой можно без опасений оставить на несколько часов своих детей. Душа семейного предприятия, уставшая после тяжелого дня.
Рудольф нерешительно посмотрел на нее, дважды назвал по имени. Кора не отреагировала. На миг ему стало не по себе. Его пробрал озноб. Жутко было видеть на ее лице следы побоев. Было ясно, что она – вопреки уверениям – совершенно не в себе. Вот только Рудольф связывал это скорее с ее физическим, нежели с душевным состоянием. Нельзя было сказать, что ее рассудок идет по тонкой кромке на краю обрыва. Однако несколько сильных ударов кулаком по голове…
Винфрид Майльхофер признался:
– Я думал, он ее убьет.