Грешник. На острие
Шрифт:
О Короле ходили слухи, что он жёсткий и бескомпромиссный. И Шамиль, решив связаться с ним, понимал, что имеет дело с матерым волчарой. С одной стороны, даже интересно. С другой, он понимал, что играет с огнем, который может нехило подпалить зад. Но с третьей… Да, та самая третья грань. Баба, которую захотелось иметь у себя. Так почему бы не со совместить приятное с полезным?
И вначале Шамиль даже хотел, чтобы сучка Королёва нажаловалась папочке, а тот струхнул и отдал Шамилю клуб. Но когда она завыёбывалась и решила поиграть в сильную вумен, интерес разгорелся не на шутку.
Король промахнулся. Психанул.
Бой так бой. Королёву будет легче сломать.
Достал мобильник, нажал на единственный номер в журнале вызовов.
– Грохни старика. Не зацепи дочку. Она мне нужна.
А потом привалился к углу здания, вернул на место наушники. Где-то заорали сирены, пора валить.
ГЛАВА 21
– Отец, ты что, рехнулся? Ты серьёзно сейчас? – наблюдаю за ним в успевшей встать посреди горла ещё в юности золотой клетке, не веря своим глазам. Этот престарелый мафиози совсем тронулся. Закрыл меня в моей бывшей комнате и стоит с важным видом, будто решил все проблемы. – Я не буду здесь отсиживаться, ясно тебе? И вообще, что это за мания такая решать все проблемы и споры силой? Вы что, блин, неандертальцы? Да какого вообще хера ты лишаешь меня, взрослого человека, свободы и права выбора?! – ору на него во всю глотку, но Короля сей факт не парит от слова «совсем».
– Я тебе сказал уже, это временно. Пока этого щенка не закатают в асфальт. Достал он меня уже, – отец направился к двери, а я, выскочив вперёд, преградила ему путь.
– Пап. Посмотри на меня. Ну к чему это всё, а? Ведь есть же язык и у тебя, и у него. Вы можете поговорить и всё решить мирным путём. Не обязательно же рвать друг другу глотки. Пап, ты ведь знаешь, кто такие Хаджиевы. И уверена, тебе не на руку связываться с ними. Так почему не попытаться решить всё по-человечески?
– Я за тебя, дочь, любому глотку перегрызу. И насрать мне, сколько тебе лет и что ты возомнила себя самостоятельной. Для меня ты была малышкой, ею есть и останешься навсегда. Моей дочкой. Понимаешь вообще, что значишь для меня? Ты – самое дорогое, что у меня есть. Если тебя тронет какая-то падаль, я себя никогда не прощу, Лерка. А он тронет, если еще не тронул. Ты ж не скажешь, ты ж гордая у меня. Мне насрать на Хаджиевых и иже с ними, если речь идёт о тебе. Да и поздно уже менять решение. Я уже отправил ребят по душу этого урода. Можешь начинать ненавидеть своего непутёвого, криминального отца, – отодвинув меня в сторону, сделал ещё шаг, а я вцепилась в его локоть питбулевской хваткой.
– Стой, ты что? Пап, ты рехнулся, что ли?! Зачем, блин?! Немедленно звони своим этим своим придуркам и скажи, пусть прекращают! Пап, нельзя так! Нельзя, слышишь? Нельзя людей убивать! Даже если они мудаки и не нравятся тебе! Пап, прошу! Вспомни маму! Вспомни! Ты сейчас поступаешь со мной так же! – тут я использовала запрещённый приём, и отца тут же болью накрыло.
Мы оба помнили тот день, когда мама собрала свои и мои вещи и хотела уйти. Уж не знаю, что послужило тому причиной:
– Именно поэтому ты не выйдешь отсюда, пока все не закончится. Я не могу потерять еще и тебя.
Дверь распахнулась, показалась широкая харя безопасника. Отец вырвал свою руку из моих и вышел, а следом щёлкнул замок, напоминая мне о юношеских, шальных годах.
Я присела на кровать, сильно прикусила щеку изнутри. Телефона у меня нет, на окнах решетки. И как теперь быть? А там, где-то, возможно, уже убит Шамиль и семейка Хаджиевых несётся на всех парах, чтобы отомстить отцу.
Сказка на ночь – лучше не придумаешь.
Спать я не собиралась, как и проглатывать отцовские приказы. Не стану ждать, пока с ним что-то случится. Зачем вообще мне эти его клубы, фирмы и прочее дерьмо, если не будет его? Со всем этим не справлюсь, да и не хотела я никогда бизнес вумен быть.
И тут меня прострелило, будто болью в пояснице… А ведь Шамилю выгодно убрать моего отца, а потом и меня заставить подписать всё, что ему там нужно. Вздрогнула от собственной неприятной мысли. То сообщение, что он написал перед тем, как отец велел своим шкафам спеленать меня под белы рученьки и утащить в высокую башню…
«Когда сука срывается с цепи, её отлавливают и наказывают.»
На Шамиля это не похоже. Не потому, что по-хамски написано, нет. Он бы, может, и похуже завернул, но мне кажется, отреагировал бы на мою встречу с отцом иначе. Да и телефон у меня его есть, а этот вот не определился. Странно всё. Странно, но ладно. Для начала нужно выбраться отсюда.
Не то чтобы я не любила отцовский дом, здесь много приятных (и не очень), воспоминаний. Но сидя под замком, проблему не решить. А эти двое, похоже, настроены серьёзно. Вот же мужики. Потом меня ещё все спрашивают, отчего я замуж не тороплюсь. Зачем мне ребёнок-переросток с раздутым эго и отчаянным желанием играть в войнушки?
Выбраться в окно, сквозь решётки я пробовала ещё в юности. Тогда и зад был поменьше и смелости побольше – всё равно не вышло. Сейчас и пытаться не стану. А вот если дождаться ночи и попытаться обсудить сие дело с охранником, что припарковался там за дверью, можно что-нибудь решить. Не зря же я адвокат в конце-то концов.
До болтовни с безопасником дело не дошло. В другом крыле дома послышался выстрел. Один. А затем и второй. Почти одновременнно.
И тишина. Звенящая, пустая тишина. Я на минуту глохну. Не от выстрела. От страха. Там, откуда донесся выстрел – комната Короля.
Сердце рухнуло вниз. Сжалось больно-больно, как тогда, когда я мамочку увидела… И я, не отдавая себе отчета в действиях бросилась на дверь.
– Папа! Пап! Откройте! Что происходит! – лупила кулаками по твёрдой поверхности, понимая, что так только сломаю их, раскрошу себе кости, но не освобожусь. Замки тут что надо стоят. – Эй, кто-нибудь?! Слышите?! Откройте! Папа!!! – заорала так, что отложило уши и я, наконец, услышала звуки. Их было много. Всякие разные. Топот ног, голоса, чей-то кашель. А я только и могла что стучать и снова припадать к двери, прислушиваясь.