Грешник
Шрифт:
И практически сразу…
…Бутч понял, в каком направлении им двигаться.
***
Когда Син вернулся в особняк после разговора с Джо, он зашел с бокового крыла и постучал в одну из французских дверей, ведущих в бильярдную. Он не воспользовался главным входом, потому что не хотел ни с кем пересекаться. Он рассказал Кору о том, что снял себя с графика дежурств и теперь собирался собрать свои вещи и свалить из дома. В никуда. Из этого мира войны, в которой он прожил
Син понятия не имел, куда направится. Но он многие века жил своим умом, выживал ночь за ночью, у него не было твердой земли под ногами и не было поддержки. Так что, хэй, подобные перемены в жизни ему не в новинку.
На запад, он думал. Или, может быть, на юг. Но пребывание в Колдвелле для него под запретом.
И он должен уйти прямо сейчас. Если он этого не сделает, то, скорее всего, вернется к Джо, начнет умолять и все такое. О чем, правда, он не знал. Джо узнала о его делишках с мафией, а его молчание только помогло ей утвердиться в мысли…
Французская дверь открылась, но любезность проявил не слуга. Нет, Вишес больше походил на природную стихию, и его настроение — ядовитое и в хорошую ночь — сейчас было острее кинжалов, которые он выковал для воинов.
— Спасибо, — пробормотал Син, заходя внутрь.
Ви захлопнул дверь, оставляя холод за окном.
— Я собирался тебя найти.
Окинув взглядом арку за бильярдными столами, Син скрестил руки на груди.
— Ты не изменишь мое желание уйти.
— Как будто меня это волнует. — Ви поднял бровь. — Твои дела меня не касаются, и ты же не в армии. Каждый волен идти своей дорогой. Ты не обязан сражаться…
Син отвернулся.
— Я просто хотел внести ясность. Это все…
— …но ты поведешь себя как девка, если откажешься.
Син резко повернулся, чувствуя, как дернулась его верхняя губа.
— А ну повтори?
Брат пожал плечами и обошел барную стойку, на верхней полке которой стояли бутылки с алкоголем, словно солдаты готовые к призыву на службу. Он достал один из высоких бокалов с полки с хрусталем, но вместо того, чтобы плеснуть себе обычную дозу «Гуся», налил фруктовый сок. Шесть дюймов свежего апельсина.
Он пригубил напиток.
— М-м, вкусно. И ты меня услышал. Будешь трусливой девкой, если уйдешь.
Син подошел к стойке, мысленно тренируя самоконтроль и представляя, как поднимает Брата и швыряет в ряды бутылок.
— Что дает тебе право судить об этом?
— Тот факт, что я остаюсь на войне и не жду, что другие сделают мою работу за меня. Тот факт, что мой лучший друг сейчас стоит перед Омегой. Дело в том, что мои братья с твоими кузенами и товарищами сейчас на поле боя, пытаются спасти расу. Между тем, ты стоишь здесь передо мной, волнуешься о себе, думаешь только о себе, страдаешь из-за какой-то женщины, которую встретил как давно? Прошу прощения, если я не впечатлен твоими бабскими душевными метаниями. У меня в реальном мире дел по горло и переживаний о том, кто умрет сегодня вечером.
— Ты понятия
— У меня на руках умерла моя шеллан. Джекпот. И пофиг, ты же…
— Ты не представляешь, каким был мой отец.
Ви ткнул себя в грудь.
— Бладлеттер. Все еще хочет сравнить моего с твоим?
— Я не кончаю.
Вишес открыл рот. Закрыл.
— Окей, ты выиграл. И это тебе говорит чувак с одним яйцом.
— Это не соревнование. — Но Син почувствовал, что его злость немного утихла. Это уже достижение, верно? — И я устал от убийств.
— Значит, ты сдаешься? — Ви пожал плечами и протянул ладони. — И не надо таких взглядов. Ты должен рассмотреть свое решение с позиции совести и принять это дерьмо. Ненависть к моей заднице тебе не поможет.
— Я не сбегаю. Просто с меня хватит.
Одна черная бровь поднялась.
— Тебе придется объяснить мне, чем эти два понятия отличаются.
Сделав пару шагов, Син остановился у одного из бильярдных столов. Он подумал о том, чтобы сыграть и высвободить накопившуюся энергию, но затем просто провел кончиками пальцев между раскиданными по углам разноцветными шариками, скользя по зеленому полотну.
— Я участвовал в войне не из-за борьбы за наш вид, — услышал он свой голос. — Я занимался этим, потому что мне нравилось убивать. Для спорта. Из-за собственной жестокости. Выпуская гнева. И у меня больше нет этого драйва.
— Что изменилось?
— Я увидел себя другими глазами. И в них я был почти копией моего отца, так мне показалось. Я всегда стремился не быть на него похожим. Я создавал правила и гарантии, чтобы управлять этой стороной меня. У меня были стандарты. И что? Результат тот же. Я убивал его снова и снова через других, но это не помогало мне, и я стал им в процессе.
— Я слышал, ты подрабатывал даже здесь, в Колдвелле.
— Было дело.
Вишес налил себе еще апельсинового сока, плеск жидкости в стакане громко звучал в тишине.
— В прошедшем времени.
— Я от многого отказываюсь с сегодняшнего вечера. — Син поднял биток и перекатил на ладони белый шар, стирая пятно синего мела. — С этим покончено.
И это были не просто слова. В нем произошли кардинальные перемены. С момента его превращения тальмэн всегда был внутри него, чудовище бродило у границ своего вольера, выискивало слабости, возможности для побега, прорехи в самоконтроле.
Не сейчас. Внутри него… воцарилась странная тишина.
Но он не онемел. О нет, чувства его не покинули. В груди поселилась непрекращающаяся тяжелая боль, до такой степени, что он с трудом дышал. Конечно, это была потеря Джо… и у него возникло чувство, что он будет оплакивать ее всю оставшуюся жизнь. Истинная любовь, в конце концов, принимала разный облик, но для всех она была вечной. Это постоянство в любой форме.
Особенно, когда ее теряешь.
— Ты уже поговорил с Кором? — спросил Ви.