Грешные души
Шрифт:
Валя Бубуева попалась навстречу. Шмыгая носом, она шла от второго корпуса к общежитию обслуживающего персонала. Увидев Соскину и Шопину в обнимку с Котовым, она сначала остолбенела, а потом с неожиданной улыбкой до ушей прямо-таки прыгнула на шею Котову, разметав в стороны обеих девиц.
— Ой! — взвизгнула она, по-медвежьи стиснув Владислава. — Живой!
— Ты чего? — смутился Котов.
— Так ведь это… — пробормотала Валя, косясь на Эллу и Люду, — мужики-то эти, ну, которые с ними… В аварию попали, говорят… То ли пьяные, то ли как… Директору из ГАИ звонили, ключ нашли с биркой «Светлое озеро», личности устанавливали…
— Ох… — в один голос выдохнули Соскина и Шопина. — Как же… Может, живы?
— Не знаю… — промямлила Валя, и Котову стало ясно, что она врет. — Я там не была, только мне бабы сказали из главного корпуса…
— Мы к директору!
Элла
— Ты что, думала, что мы с ними вместе были?
— Я-то уж при них не хотела… Машина-то вся сгорела, ничего внутри не разберешь. Я и не знала, двое их было или вы все уехали… Жалко их, а?
Котов не ответил. Колышкин и Лбов были ему, в сущности, безразличны, но говорить, что ему их ни чуточки не жалко, не хотелось. Если бы он был прежний, то, наверно, задумался бы, погрустил, что судьба оказалась так несправедлива к этим парням, начавшим что-то в себе осуждать и отвергать, понимать нечто иное о жизни… Но сегодняшний Котов имел очень мало общего с Котовым вчерашним.
Он знал, что на острове сейчас лежит труп человека, которого он убил, но его не жег стыд, не угнетало раскаяние. Был только страх и неприятное ощущение, что вот сейчас, или завтра, или через неделю, или через год к нему подойдет кто-то и спросит: «Вы гражданин Котов Владислав Игнатьевич? Пройдемте!» А потом — наручники, решетки, камеры, щетинистые корявые лица, проволока, вышки, черные ватники… Иная, извращенная, перевернутая жизнь. Ад на этом свете. И все — из-за одного слишком сильного удара и неблагоприятного стечения обстоятельств. Нет, этого допустить было нельзя! Надо сегодня же ночью вернуться туда и упрятать этого бомжа так, чтобы он не успел никому попасться на глаза. А то приедет какой-нибудь рыбачок, наткнется, вызовет милицию, те в два счета выйдут на лодочную станцию, прикинут… и — наручники, решетки, камеры, а также все остальное…
— Пойдем ко мне, — потупясь, позвала Валя, — хочу с тобой побыть. Напугалась ведь… Как подумала, что ты с ними ехал, так будто кишки выматывают.
— Пошли, — соображая про себя, как вырваться из Валиного плена, согласился Владислав.
Когда они дошли до общежития, Валя уже перестала казаться обузой, а когда поднялись к ней в комнату, превратилась в желанную…
— Все… Все… — уговаривала Валя. — У тебя же путевка только началась.
— Хорошо тебе? — спросил Котов.
— Не знаю, как жить буду, когда уедешь. А я-то, дура, думала, что ты с этой, Танькой, крутишь. Она ведь в тебя как кошка влюблена, по морде видно. А ты — мой!
Валя несколько раз припала губами к лицу Владислава и заснула крепко и безмятежно. Котов легко выскользнул из-под ее вялых рук, потихоньку оделся и вышел. Было уже не меньше часа ночи, но редкие парочки все еще разгуливали по парку, хотя, конечно, до одинокой прогулки Котова им дела не было.
Котов, не привлекая к себе внимания, тихо выбрался за территорию и зашагал вдоль берега. Шел он быстро, торопясь закончить дело до света, ведь утренняя зорька — любимое время рыбаков. Ему очень не хотелось кого-нибудь встретить, но в тот момент, когда он перепрыгнул святой ручей, из темноты шагнули две неясные фигуры…
ВОЗРОЖДЕНИЕ СУТОЛОКИНОЙ
(окончание)
Заинтриговав читателя, прервемся и посмотрим, что же происходило с Сутолокиной, которую мы оставили в сумерках у загадочного холма.
… Всякая нормальная женщина, заметив, что уже темнеет, наверно, вернулась бы назад, отложив подъем на холм до следующего раза. Но Александра Кузьминична не совсем подходила под категорию нормальных. Она храбро пустилась в путь сквозь заросли по довольно крутому склону. Даже человек с прекрасным зрением имел все шансы исцарапать себе лицо о растопыренные ветки, а при особом везении — оступиться и заработать вывих, а то и перелом. Сутолокина же, подслеповатая даже в обычных очках, сквозь дымчатые и вовсе ничего толком не могла разглядеть. Они, правда, тоже были с диоптриями, но это не помешало Сутолокиной зацепиться дужкой за какую-то упругую ветку, и та, распрямившись, сдернула очки с носа Александры Кузьминичны и отбросила их в темноту, метра на три. Мир стал еще более непонятен и загадочен, все вокруг приобрело расплывчатые, нереальные и даже более того — фантастические очертания. Сутолокина потратила полчаса на поиски очков и в конце концов нашла, но только после того, как наступила на них правой туфлей. Жалобно хрустнули стекла, и Александра Кузьминична подняла из травы погнутую оправу с острыми зубьями осколков. Обнаружив, что очки больше не представляют никакой ценности, Сутолокина спрятала оправу в карман и начала искать тропинку. На это ушло еще не менее получаса, но вместо того, чтобы отправиться в дом отдыха, Александра Кузьминична двинулась вверх. Тропинка описывала спираль вокруг холма, постепенно приближаясь к вершине. Сутолокина то и дело натыкалась на ветки, цеплялась за них волосами, но все-таки с тропки не сбилась и примерно к полуночи добралась до цели. На плоской вершине холма обнаружилась круглая проплешина, по краям которой было что-то вроде пологого вала высотой не более полуметра.
Точно в середине стоял странный камень, немного похожий на гигантский «чертов палец». Кое-что в нем было от обелиска, кое-что — от пня. Однако все зависело от того, с какой стороны подойти. В одном ракурсе камень казался отвесным, в другом — наклонным, в третьем отчетливо просматривался изгиб, хотя никакого источника света, кроме луны, не имелось, да и та периодически пряталась за облака.
Сутолокина подошла к камню, пошарила по нему рукой, ощутив сыроватый мох, попробовала толкнуть, но камень прочно врос в землю.
«Ну, вот и дошла! — разочарованно подумала Александра Кузьминична. — А что нашла? Зачем мне все это было нужно?» От этих мыслей ей стало скучно, тут же накатила усталость, тело сковали лень и сонливость. Присев на какой-то бугорок у камня, Сутолокина решила чуточку отдохнуть и идти обратно…
И тут она услышала крик петуха.
Странно, но Александра Кузьминична не смогла определить, из каких кустов, с какой стороны донесся этот жестяной, злой выкрик, в котором не было ничего приятного. У нее даже возникло ощущение, что этот петух прокричал где-то у нее в мозгу, потому что здесь, на горке, заросшей лесом, непременно должно было отозваться эхо. А эха не было. Кроме того, в этом знакомом, не раз слышанном звуке чудилось нечто необычное — будто это даже не просто крик, а некий боевой, вызывающий сигнал. Белесый лунный свет, то ослабевая, то усиливаясь, отбрасывал на поляну неясные тени облаков. Казалось, что какие-то призрачные фигуры водят зыбкий, туманный хоровод вокруг камня. Как завороженная, следила Сутолокина за этим хороводом, ей даже казалось, будто она различает в очертаниях призрачных фигур не то плащи, не то шлемы с острыми шишаками.
Там, на рубеже вала, в сомкнутом боевом строю стояли серебристые витязи. Они сплошным кольцом окружали камень, рядом с которым сидела Александра Кузьминична. Но самого камня уже не было. Сутолокина знала, хотя и не оборачиваясь, что за ее спиной — бог, но не христианский, а языческий. Она даже догадывалась, что бог этот — громоносный Перун, и внезапно поняла, что эта круглая поляна — капище, где земля принадлежит ему, Перуну, и никому более, а призрачные серебристые витязи — его стража. А там, за строем воинов, где начинался лес, неисчислимые полчища черных демонов готовились к штурму. Мохнатые, многорукие, коряво-членистоногие, зубатые, клешнятые демоны собирались ворваться сюда, на этот маленький пятачок земли Перуна. Их были сотни тысяч, может быть, миллионы, а воинов Перуна — не больше сотни, только хватало на то, чтобы сплошным кольцом в один ряд опоясать площадку. Войско демонов шуршало, шипело, шелестело, угрожающе поскрипывало, ухало, пересвистывалось. Они ждали сигнала, и Сутолокина почему-то знала какого. Первый крик петуха был сигналом к построению, второй — к началу атаки.
Неожиданно Сутолокина увидела себя встающей и преображающейся. Засеребрилась ее одежда, каким-то образом трансформируясь в боевую кольчугу, плащ, шелом. Александре Кузьминичне показалось, что нечто похожее она уже видела, то ли в кино, то ли в театре, то ли во сне. Где-то на дне генетической памяти воспроизвелось и пробудилось сокровенное. Она была уже не она, не стареющая и дуреющая сметчица из стройуправления, не мать двух взрослых, довольно непутевых дочек, разрывающая свое существование между бумагами на работе, магазинами, стряпней, стиркой и уборкой. Она преобразилась в Великую Женщину. В ней было что-то от той, что, воздев к небу чудовищный меч, рвется куда-то с Мамаева кургана. Но вместе с тем она была живая, хотя в ее облике было много такого, что роднило ее со стражей Перуна. Полупрозрачная, серебристая, как серебристые облака, она ощущала себя легкой, но в то же время — чудовищно сильной. Ничто не могло устрашить ее, ничто не могло поколебать ее решимость отстоять Землю Перуна, отбить нашествие черных демонов, загнать их в те гнусные ямы и болота, из которых они поднялись…