Грешные ночи

Шоуолтер Джена

Захариил выгнул бровь, которая скрылась под тёмными прядями волос.

— С чего ты взяла, что я сержусь на неё? Я просто сказал ей правду.

— Да, ты сказал ей правду, но совершенно не заботясь о её чувствах.

"Не протягивай руку, чтобы откинуть его волосы."

— Да, но она поцеловала меня, не имея уверенности в моих чувствах.

"Ладно. Отлично. Это в корне меняет дело."

Аннабель раньше целовали насильно,

и она ненавидела каждый этот момент. Она бы также отреагировала. Так что поведение Захариила было понятно.

— Вообще-то, — добавил Захариил, — сердясь на неё, а я этого не отрицаю, я избавил её от будущих чувств ко мне. Сейчас она точно знает мои мысли по этому вопросу, и дважды не допустит подобной ошибки. К тому же, правда может ранить, но когда используешь её по назначению, она никогда не несёт с собой жестокость.

"Какая женщина может заинтересовать этого мужчину?"— задалась Аннабель вопросом. Определённо, храбрая. И почему её сейчас посетили подобные мысли? Должно быть, аромат ангела затуманил ей мозги.

— Ты женат? — Эта мысль не должна была беспокоить её, но беспокоила, естественно, лишь потому, что Аннабель почувствовала бы вину за то, что находит ангела таким привлекательным, когда он принадлежит другой женщине.

— Нет, я не женат, — ответил он.

— Встречаешься с кем-нибудь? — Хотя данный вопрос был не совсем уместен по отношению к небесному существу, стоящему напротив неё.

— Нет.

— И не испытываешь подобного желания?

— Нет. Хватит вопросов.

— Ты когда-нибудь с кем-нибудь встречался?

Захариил раздраженно скрипнул зубами.

— Я никогда ни с кем не встречался, и никогда не испытывал подобного желания.

Глаза Аннабель изумлённо распахнулись.

— Тогда выходит...

— Да, тот поцелуй с Джамилой был моим первым.

Не может быть. Не может тот поцелуй оказаться первым у этого красавца. Несмотря на его сдержанность, кто-то да наверняка пытался его соблазнить.

— Тебе понравилось? — О, нет, нет, нет. Неужели она только что спросила его об этом.

— Конечно, нет. — Захариил обошёл Аннабель, провёл пальцем по шёлковым простыням кровати, а затем осторожно спросил: — А тебя целовали когда-нибудь?

Аннабель вздохнула, когда её затопили воспоминания: хорошие, плохие и поистине ужасные. До попадания в учреждение для душевнобольных преступников, она целовалась с парнем, который ей нравился. Какие-то поцелуи были довольно нежными, какие-то слишком страстными, но все без исключения были ей приятны. А после попадания в психушку... Аннабель содрогнулась от отвращения.

— Да. — Будет ли Захариил теперь меньше о ней думать?

— Тебе понравилось?

В голосе Захариила совсем не слышалось осуждение, именно поэтому Аннабель ответила:

— Зависит от того, о каком поцелуе идёт речь.

Ангел отпустил ткань и повернулся к Аннабель, оперевшись рукой о кроватный столбик.

— Ты целовалась не с одним мужчиной?

Опять же, никакого осуждения, и всё же в его тоне что-то слышалось. Что-то жаркое. Настолько

горячее, что с крыльев ангела перестали сыпаться снежинки, а холод внезапно рассеялся.

Вот дерьмо. Она уже третий раз за день меняла о нём мнение. Захариил не мог быть бесчувственным. Неприкрытая ярость, смешанная с откровенной чувственностью, светилась под его томно прикрытыми веками и сочилась с его манящих губ, и подтверждением тому было биение пульса на его шее и то, как он медленно сжимал свои пальцы.

— Да, — ответила она просто. — Но до того как я загремела в учреждение, у меня был фактически всего один парень. Мы встречались больше года и много времени проводили вместе. Его поцелуи мне нравились. — Или ей так казалось тогда. — После убийства моих родителей он меня бросил, и я его больше не видела. — Аннабель пожала плечами, словно это её не беспокоило.

Правда же заключалась в том, что её это очень беспокоило. Аннабель остро нуждалась в том, кто ей поверил бы, кто поверил бы в неё, оказал поддержку и понимание. Уход Хита ранил её сильнее, чем уход брата, и оставил опустошённой и лишённой мужества. Аннабель верила ему, а он так легко от неё отказался. Теперь ей приходилось мириться с тем, что Хит видел её обнажённой.

— Кто ещё? — спросил Захариил.

— Пока я находилась в заключении, было несколько раз, когда я целовалась с пациентом или доктором... — Аннабель снова пожала плечами, на этот раз отрывисто, судорожно.

Когда она это произносила, с лица Захариила исчез намёк на чувственность, и снова вернулась холодность. Как и Аннабель, ангел ненавидел мысль о том, что кто-то кого-то принуждает.

— Что было такого особенного в поцелуях твоего парня?

— Мы любили друг друга. Ну, или я любила его, а он меня попросту использовал, чтобы получить то, что ему было нужно. Интересно, это подростковая особенность или особенность именно Хита? — Аннабель пожевала нижнюю губу. В её мозгу никак ещё не могло уложиться, что Захариилу удалось так долго воздерживаться. — А сколько тебе лет?

— Больше, чем ты можешь себе представить.

Пожалуйста.

— Сто? Двести?

Захариил покачал головой.

У неё отвисла челюсть.

— Пятьсот... тысяча? — Когда ангел снова отрицательно мотнул головой, Аннабель произнесла. — Это невозможно. Просто невозможно. Тебе не может быть более тысячи лет.

Он изогнул бровь.

— Скажи правду, — воскликнула она. — Сколько?

— Мне несколько тысяч лет.

"Несколько тысяч... то есть больше, чем одна."

Аннабель погладила взбунтовавшийся живот.

— И ты ни разу ни с кем не целовался? То есть, я имею в виду, по своей воли?

Захариил вторгся в её личное пространство и тихо произнёс:

— Твоё сомнение по поводу искренности моего признания столь же дерзко, сколь и неприемлемо. — Лица Аннабель коснулось холодное дыхание, чистое и сладкое. — Я ни разу не солгал за все прожитые мною столетия.

"Я не стану отстраняться, не стану демонстрировать свою слабость."