Грешный любовник
Шрифт:
– Бесс я люблю, но в гадание ее ни вот настолечко не верю. Наше будущее принадлежит нам, и наша обязанность вырвать его у рока и придать ему желаемую форму.
– Ни один настоящий цыган никогда бы не сказал такого.
– Тогда, может, расскажете мне свое будущее, мистер Бринк? – спросил Дав. – Наверняка в конце жизни вас поджидает виселица?
Цыган закинул ноги на табуретку.
– Звезды сулят мне одни неприятности и беспокойства, ну и еще долгую жизнь, чтобы я успел ими в полной мере насладиться.
Дав вел Сильвию обратно, в свой
«Просто иди вслед за мной вверх по лестнице, сбрось свой парик и камзол и не проходи мимо двери моей спальни».
Он прав. В сущности, теперь совершенно невозможно поступить иначе.
Дав встал на колени перед каминной решеткой и принялся разводить огонь. Сильвия прислонилась к закрытой двери спальни и сбросила туфли. Постель ждала их – расстеленная, теплая, манящая.
Он поднял сиявшее улыбкой лицо.
– По-моему, мистер Уайт, вы пьяны.
Она стянула жилет, развязала галстук, а сердце билось сильно-сильно.
««Его невестой станет девственница, охотница... незапятнанная белорукая и белоногая леди Луны». Ах, ну ладно, ладно! Это не я. Не Сильвия Джорджиана, продавшая себя давным-давно и бывшая, честно говоря, ничуть не лучше Нэнси, или Сью, или Бесс, или же любых других женщин, вынужденных зарабатывать себе на пропитание тем ли, иным ли способом, но обязательно прибегая к обману. «Но когда он отдаст свое сердце, рок настигнет его». И это тоже не я – так что судьба его вовсе не в моих руках».
Заливаясь румянцем как заря, Сильвия срывала с себя одежду.
Он сидел на коленях и не сводил с нее глаз.
– И еще как пьян, – подтвердила она. – Иначе я не стояла бы сейчас перед тобой, прикрытая только волосами.
– А я, – он встал, – становлюсь совершенно пьяным от одного взгляда на тебя.
Дав пошел к ней, сбрасывая с себя одежду. И предстал обнаженный, великолепный и возбужденный – не менее чем она сама.
«Мы будем плясать. Мы утонем вместе в исступлении страсти. Вы пойдете плясать со мной, мадам? Пойдете со мной тонуть?» – говорили его глаза.
Он протянул ей руку. Сильвия пошла прямо в его объятия.
«Даже если это в последний раз, я пойду плясать, любимый. Я пойду тонуть».
Жиденькое зимнее солнце лилось сквозь окно. От такого вероломного обещания весны волосы ее сразу вспыхнули позолотой. На улицах Лондона вовсю разносился звон колоколов. Воскресенье.
Веки ее, тяжелые от блаженства, не поднимались. Губы, теплые и прекрасные, так и манили. Желание колыхнулось в нем. Под одеялом ее длинные ноги и стройные бедра казались холмами и долинами, отчего загорелся в паху пыл возбуждения – снова.
Но пора переходить к делам дня. Дав поднялся и, облачившись в длинный шлафрок, стоял теперь, глядя на нее сверху вниз со сжимающимся сердцем, с пылающим от страсти телом, протягивая дымящуюся чашку.
Ноздри ее дрогнули. Сильвия открыла сонные глаза и улыбнулась.
– А! – протянула она. – Кофе.
– И второй завтрак. – Он откинул салфетку с тарелки, и взору ее предстали теплые сладкие булочки с изюмом.
– А вдруг я крошек в постель насыплю?
– В мою постель уже попало столько сладкого – мед чуть с балдахина не капает. Так что уж крошки!
– Но что мы будем делать сейчас?
– Сию минуту? Будем есть. Пить. Заниматься любовью.
– А потом? – Синие глаза смотрели так, будто желали заглянуть ему в душу. – Что делать с тем, что теперь лежит между нами? Если мы будем открыто жить как любовники, твои домочадцы очень быстро обнаружат, что у тебя в течение некоторого времени служил престранный секретарь.
– Стань Сильвией. А Джордж пусть исчезнет, уедет обратно во Францию. Или, если хочешь, продолжай оставаться ими обоими. Я вовсе не против, если Сильвия сделается частью моей жизни.
– В твоей постели по крайней мере?
– Разве ты сама не желаешь того же? Она принялась облизывать пальцы.
– Трудно отрицать.
Он отошел на несколько шагов, боясь, что еще чуть-чуть, и он вновь бросится в ее медовые объятия. Обманчивое обещание весны.
– Прежде всего, – он поглядел в окно, – я должен спросить у тебя кое-что, хотя и надеялся, что ты, не дожидаясь вопросов, скажешь мне сама.
– Спросить? О чем?
Он вновь повернулся к ней и внимательно следил, как она отреагирует на его вопрос.
– Как давно ты работаешь на Ившира?
Удар оказался такой силы, что она едва не упала в обморок. Кофе пролился, замочив подушку.
– На Ившира? Что ты хочешь сказать?
– Сильвия, я не дурак. Я способен забыть все из-за твоих глаз. И я забывал все из-за твоего тела. Но неужели ты все еще рассчитываешь, что я поверю твоему случайному появлению в моем доме? Что любви со мной ты предавалась, повинуясь только желанию?
Искушение признаться во всем словно пришпилило ее к подушкам, как бабочку. Он смотрел на нее, такой красивый! Блистательный и ужасный силуэт на фоне утреннего солнца, которое золотило по краю его волосы и плечи. Ну как она могла думать, что сможет обмануть его?
– Я любила тебя вчера, повинуясь желанию, – ответила она. – Как ты мог усомниться в этом?
– Я не усомнился. Мое сердце и мои чресла знают правду. Но мне необходимо знать, почему ты явилась сюда, Сильвия. Мне необходимо, чтобы ты сказала, на кого ты работаешь.
– А что, если я ни на кого не работаю?
– Я бы только порадовался. Но я не могу поверить. Я открыл тебе слишком много своих тайн. А какие у тебя тайны?
– Я же говорила тебе. – Она просто сходила с ума от горя, усугубляя свой грех. – Мы встретились с ним впервые в имении леди Грэнхем, после санного забега. Он предупредил меня, что связываться с тобой опасно. Тогда мне его слова показались довольно странными, но он, наверное, считает тебя врагом из-за своих ошибочных убеждений.