Грешный
Шрифт:
— Рыба под сливочным соусом, — произносит он, приближаясь ко мне, как хищник, не сводя с меня глаз. Его голос звучит низко и хрипло, вызывая во мне дрожь.
Я отчаянно пытаюсь отвлечься от его пронзительного взгляда, но безуспешно. Внутри меня все начинает пылать, и я чувствую, как щеки заливаются предательским теплым румянцем. Он приближается, и я улавливаю его тонкий, завораживающий аромат одеколона, который окутывает меня, словно невидимый кокон. Его пальцы едва касаются моего плеча, вызывая мурашки по коже. Мое дыхание становится прерывистым, а сердце колотится в груди, как бешеное.
Его
С трудом могу унять дрожь в руках, беру бокал вина и делаю глоток. Вино было превосходным, как всегда, и мгновенно успокоило мои нервы.
Ужин прошел в теплой и непринужденной атмосфере, наполненной искренними разговорами обо всем, что нас волновало и интересовало. Мы делились мыслями, смеялись и наслаждались обществом друг друга, словно старые друзья, вновь обретшие давно потерянную связь.
Проснулась от собственного крика, который застрял у меня в горле, как комок боли. Вышла на кухню за водой, и в этот момент меня охватило странное чувство тревоги. На улице стояла глубокая ночь, луна светила ярко, заливая двор серебристым светом. Я вышла на террасу, чтобы вдохнуть свежий ночной воздух и успокоиться.
Стоя на террасе, заметила краем глаза какое-то движение. Мелькнула тень, заставив моё сердце забиться быстрее. Я напряглась, пытаясь разглядеть, что это было, но тень исчезла так же быстро, как и появилась. Может быть, это просто игра света, но я не могла отделаться от ощущения, что кто-то тут есть.
Видимо, я совсем потеряла рассудок, раз следую за ней. Мужчина в черной одежде направился к небольшому строению на участке, и я с трудом узнала в нем работника дома. Спустившись в подвал, услышала пронзительный крик. Мои глаза еще не успели привыкнуть к освещению, но я была уверена, что это кричал мой дядя.
С того самого дня, как он пытался меня убить, его голос преследует меня повсюду. Слышу его шёпот в ночи, вижу его отражение в каждом зеркале, ощущаю его присутствие в каждом углу. Этот голос стал для меня постоянным напоминанием о страхе и опасности, которые он несёт. Он проникает в мои мысли, как яд, отравляя каждый момент моей жизни. Я не могу избавиться от этого наваждения, и оно делает меня всё более параноидальной и тревожной.
Глава 23. Принятие
Рина (Анна).
Смотрю на привязанного дядю. Он сильно похудел, наверное, держали его тут с самого моего освобождения. Лицо и тело покрыто кровавыми ссадинами и синяками. Его полный ненависти взгляд устремлён на Алистара. И самое страшное — я ничего не чувствую: ни жалости, ни любви, ни сожаления. Он заслужил то, что с ним происходит.
Вижу его глаза, полные ненависти, и понимаю, что он не заслуживает ни капли сострадания. Он сделал много плохого, и теперь расплачивается за свои поступки. Но почему я не чувствую ничего, кроме пустоты? Почему мне безразлично, что с ним происходит?
Возможно, это потому, что я сама пережила слишком много боли и страданий. Возможно, потому, что я видела, как люди, которые должны были защищать, причинили вред. Или, может
Но я не могу позволить себе забыть о том, что произошло. Я должна помнить, что мир не всегда справедлив, и что иногда приходится платить за свои ошибки. Я должна помнить о том, что я тоже могу оказаться в такой ситуации, и что тогда мне тоже никто не поможет.
Смотрю на дядю и чувствую, как во мне поднимается волна гнева и ярости. Знаю, что с ним будет дальше и не собираюсь жалеть его.
— Ещё раз спрашиваю, кто за тобой стоит? — голос Алистара подобен грому. Было видно, как ему это надоело. — Знаешь, я думал, что ты заговоришь ещё на этапе с ногтями, но ты, ублюдок, оказался на удивление стойким. Удивил даже.
— Ты даже не представляешь, что она способна со мной и с тобой сделать, — его голос дрожит от страха и отчаяния.
Перевожу взгляд на Алистара. Он словно живое воплощение дьявола: в каждом его движении сокрыта уверенность и неоспоримая сила. Жестокий и безжалостный, он, тем не менее, притягивает к себе, словно магнит, заставляя сердце биться в неистовом ритме. Его аура обвивает меня, как щедрый плед, наполняя пространство вокруг электрическим напряжением, которое невыносимо сладко. В его глазах сверкает огонь, манящий в бездну, и от него невозможно отвести взгляд. Он словно темный ангел, сам дьявол, призванный нарушить все законы и бросить вызов самой судьбе.
Каждое его движение наполнено грацией, каждый шаг, словно танец, завораживает. Удача и беда переплетаются вокруг него, и даже страх, что он может причинить вред, лишь добавляет обаяния. Эта противоречивая симфония желаний и опасений делает его живым образом, который навсегда запечатлевается в памяти. Как же легко потеряться в его мире, где теням отводится главная роль, а свет остерегается шагнуть в его тьму.
— Ты похитил, избивал и пытался убить свою племянницу, — его слова словно бьют собеседника по лицу, — думаю, будет справедливым, если я разберусь с твоей семьей. С кого начнем? Может, стоит начать с твоих детей?
Дядю начало трясти так сильно, что стул под ним заходил ходуном. Он издавал нечленораздельные звуки, переходящие в крик, и яростно пытался освободиться. Его лицо исказилось, словно он был одержим, а тело билось в конвульсиях, как когда-то, когда он держал отца, и в воздухе витало напряжение, от которого стыла кровь в жилах.
— Не трогай их, я убью тебя!
— Стоило думать до того, как ты похитил Рину. Теперь ты знаешь, что ждет твою семью. Правда, ты умрешь с мыслью о том, что они будут переживать из-за твоего необдуманного поступка.
Мужчина зарядил пистолет, его движения были медленными, словно он давал время на осознание, что собирается сделать с заложником.
Испытывала ли я к нему столь сильное чувство ненависти, что желала бы его смерти? Возможно, в тот момент, когда я была охвачена отчаянием и гневом, я могла бы помыслить о том, чтобы лишить его жизни своими руками. Ведь он был причастен к смерти моей матери, к тому, что мой отец находится в коме, и к попытке покушения на мою жизнь.
Однако я не такая. Одно дело — желать чьей-то смерти, и совсем другое — видеть, как это происходит, или просто знать, что это произойдёт. Это две разные вещи.