Грета и потерянная армия
Шрифт:
— Я не удивлен, что упрямство вашей дочери началось ещё в раннем возрасте, — сказал он невозмутимым голосом, хотя его губы весело подергивались. — Так и должно было быть для того, чтобы оно стало главным недостатком её характера на сегодняшний день.
Грета ахнула и хлопнула его по руке. Широко раскрытыми глазами она посмотрела на маму.
— Он просто дразнится, — быстро сказала она. — Айзек — король отстойных шуток.
Ее мама захихикала и наклонилась к Сионе. Шепотом она заговорнически спросила:
— Эти двое всегда такие?
Сиона
— Их препирательства обеспечивают бесконечные часы развлечений для всех.
Грета вскинула руки.
— Вот и оно. Я узнаю нападки, и когда их вижу, то просто ухожу.
Но, отвернувшись, она заметила искреннюю улыбку, которую мать послала Айзеку, и ее наполнил прилив тепла. Когда она, наконец, расскажет родителям, что должна снова уйти, это будет мрачной сценой, но, может быть, если они будут знать, что она будет с тем, кого одобряют, то они не будут так сильно беспокоиться. Возможно, это была попытка принятия желаемого за действительное, просто желание, но это все, что у нее было.
Это, и больная, извращенная связь с жаждущим власти демоном.
Теперь, когда до выравнивания планет оставалось всего две ночи, ее сомнения по поводу портала рассеялись. Она была более чем когда-либо уверена, что Аграмон пришел бы за ней, если бы мог. Она знала это, потому что знала его. Это было ужасно, но это правда. То, что он оказался в ее теле, разрывая ее душу… это соединяло их таким образом, что было почти более интимно, чем связь, которую она разделяла с Айзеком.
Если она ошибется, они останутся, и это уничтожит Айзека. Если она была права, они уйдут, и это разрушит ее семью.
Ни один из вариантов не давал ей покоя, но она всё чаще отбрасывала эти тревожные мысли вместо того, чтобы разобраться с ними. И вот она снова переключилась на более простое занятие — познакомить Айзека и Сиону с чудом под названием телевидение. По одному из первых попавшихся каналов повторно крутили «Баффи». Сначала Грете показалось, что будет весело, но по мере просмотра история истребительницы вампиров всё больше напоминала жизнь Греты на Милене. Там тоже одной девушке пришлось взять на себя ответственность за спасение всего мира от зла, и с каждым днём, когда она становилась всё сильнее и всё лучше справлялась со своей работой, она в то же время отдалялась от тех, кого пыталась спасти.
Ты действительно хочешь вернуться к этому? К тому, что тебя избегают все, кого ты встречаешь, и ты проведешь остаток своей жизни среди людей, которые никогда не примут тебя в своих домах?
Она пыталась убедить себя, что на этот раз все будет по-другому, но даже несколько недель в человеческом мире не смогли стереть четырехлетние предубеждения, с которыми она столкнулась на собственном опыте. Такая ненависть не могла исчезнуть просто так, потому что Айзек так распорядился.
— Похоже, в твоем мире столько же монстров, сколько и в моем, — прошептал он ей на ухо. Он сидел рядом с ней, и их пальцы были переплетены у нее на коленях.
— Эти монстры ненастоящие… — ответила она. — Это всё выдумано, чтобы история стала интереснее.
Он вскинул бровь.
— Неужели ваша реальная жизнь настолько скучна, что ваша культура вынуждена изобретать подобные развлечения?
Она усмехнулась.
— Ну, не в каждом мире есть древний демон, запертый в подвале, чтобы народ не скучал, — как только слова срывались с её губ, она закрыла рот ладонью. — Боже мой, прости.
Жители Милены ведь умирают из-за этого демона. В этом нет ничего весёлого.
Айзек сжал её ладонь и поцеловал Грету, давая понять, что он уже привык к тому, что могут выдать её разум и язык без костей.
Сиона бросила на них взгляд и вышла под предлогом, что ей нужно подышать. Судя по скривившемуся лицу, ей было неловко в роли третьего колеса, или же, что более вероятно, она переживала из-за Вайата.
— Пойду проверю, как она, — Грета попыталась встать, чтобы последовать за Сионой, но Айзек притянул её обратно. Она шумно упала на диванную подушку и расхохоталась.
Он потянул её на себя, чтобы девушка прилегла на него, и положил ладонь на основание её шеи. Она перестала смеяться. Её пульс участился, а тело завибрировало в предвкушении.
— Кажется, я догадываюсь, как эта штука, которую ты называешь телевидением, становится в тысячу раз интереснее, когда остаётесь вдвоём, — пробормотал он. Его губы касались уголка её губ, пока он говорил, и она думала, что он пойдёт дальше и углубит поцелуй, но вместо этого он пошёл в другую сторону, оставляя дорожку поцелуев вдоль линии челюсти и вниз по шее. У неё побежали мурашки, и она вцепилась в его руки.
Развитие их отношений на Милене шло бурно и напоминало взрывной вихрь эмоций. Она видела коварного Айзека и разъярённого Айзека. Видела высокомерного Айзека, Потерянного Айзека и напряжённого Айзека. И крайне редко сталкивалась с этой мягкой, дразнящей стороной Айзека. Она надеялась, что эта сторона будет проявляться чаще, но это казалось возможным только в случае, если они останутся здесь. Если они вернутся на Милену, то война с Аграмоном, все сложности, связанные с королевским правлением, задушат эту часть его, сотрут навсегда. Возможно, это последний раз, когда она видит его таким.
Его рука обвила её талию, горячая ладонь коснулась кожи под блузкой.
— Мои родители могут войти, — прошептала она. Хотя вроде как они собирались уйти по делам после ужина…
Он приподнял бровь.
— И они этого не одобрят?
— Вряд ли, — призналась она, проводя ладонью вверх по его руке к плечу. Улыбка растянула её губы.
Такие прикосновения действуют сильнее любого наркотика. Один раз начнёшь — и уже не захочется останавливаться.
— Тогда ты определённо должна сказать им, кто я на самом деле и что, когда мы вернёмся на Милену, ты станешь моей королевой.