Греясь в лучах мёртвого Солнца

Держись, ты сможешь. Эти люди рассчитывают на тебя. Ты справишься, Альф. И не такое проходили. Удар, ещё удар. Кровь. Много. Град ударов: тычок в грудь прикладом, хук справа. Перед глазами плывёт, начинают непроизвольно идти слезы. Кто бы что ни говорил, а плакать не зазорно. Колено вздымается вверх, надо увернуться. Не успел. Больно дышать, вырывается лишь сиплый хрип. Серия тычков воронёным стволом в грудь. Синяки от них остаются широкие, фиолетовые... Как слива. Подсечка, падаю. Натруженная спина уже ничего не чувствует, пусть так. Подошва сапога на коленной чашечке. Ты знаешь, что сейчас будет. Не ори. Хруст костей, адская боль, сознание наполняет режущая глаза вспышка. Ору. Радуется, сука. Так даже веселее, да? Молчит. Странная манера - он даже не сказал ни слова. Боль не прекращается, расползаясь от размозженного колена и наполняя всё тело. Ходить я нескоро смогу. Тень заслоняет болезненный свет тускло мерцающего фонаря. Закрываю глаза, так проще. Удар, ещё, ещё... Мысли тяжелые, как сгусток багровой слюны на разбитых губах. Глаза не открываются, но дышу... Пока дышу... Тишина. Я оглох... Точно оглох. Уже всё равно, если честно. Песок везде: во рту, в карманах робы, в ботинках. В голове тоже песок, медленно выходит с кровью через ноздри... Я - песок. Деревянный упор винтовки упирается в щёку, словно примеряясь. Да, так и есть. Замах, метит точно в глаз... Я не жалею. Всё это стоило того. Моё тело волокут по песчаной тропке от медицинского барака до карцера, а сознание моё стремится туда, где всё началось.

Колония "Справедливость", сектор 5-14-2(А). Ввиду специфического местонахождения прямо в сердце так называемого "Проклятого сектора", является планетой с повышенным индексом опасности. Одно из немногочисленных работающих производств на планете - лангениевые шахты, обслуживающиеся крупным исправительным комплексом под охраной небольшого гарнизона колониальной полиции, усиленной штурмовой пехотой в качестве сил быстрого реагирования и небольшой ударной группой тяжелых штурмовиков, базирующихся на территории единственного космопорта на планете. Колония занимает лишь малую часть от территории планеты (примерно 5%), местность вне населенного пункта непригодна для жизни ввиду засушливого пустынного климата и крайне агрессивной фауны, обитающей глубоко в толще песочного массива. Снабжение колонии урезано до абсолютного минимума, грузы доставляются с частыми и длительными перебоями. Большинство жителей составляют либо заключенные, либо их семьи. Отсутствие поддержки со стороны официальных властей стимулирует активный рост преступности несмотря на кажущуюся покорность. Доподлинно известно, что каждый третий схваченный повстанец, родившийся на подобной планете, вступает в столкновение с властями из-за отсутствия альтернатив и неприемлимых условий жизни. Население крайне враждебно к солдатам Рейха: послушные работники днем, ночью "свободные" колонисты периодически атакуют малочисленные патрули и отставших от группы солдат, убивая их с крайней степенью жестокости. Из-за повальной нищеты, голода и антисанитарии процветает воровство и каннибализм. Сама колония, тем не менее, крайне эффективна и почти неприступна - любые попытки проникнуть или выбраться из тюремного комплекса пресекаются агрессивной фауной по периметру, прикормленной отходами производства.

В случае потери контакта со своим отделением, Вам следует немедленно воссоединиться с любым крупным отрядом и следовать указаниям его командира, избегая контакта с местным населением, если это возможно. Следует помнить, что в 21:00 по Единой Системе наступает комендантский час, любые передвижения по улицам гражданских в это время незаконны. При невозможности ареста или угрозе Вашей жизни, Вам разрешается открывать огонь на поражение без предупреждения.

Опасайтесь не только агрессивно настроенных гражданских, но и местную фауну - песчаные черви крайне чувствительны к вибрациям и шуму, пережить нападение практически невозможно. Ни в коем случае не покидайте пределы городской застройки, не имея транспорта, не соприкасающегося с поверхностью. Если Вы всё же оказались в пустоши без возможности передвижения самостоятельно, то избегайте лишних телодвижений, запустите аварийный маяк и ожидайте помощи. Это единственный способ выжить в пустыне.

Индекс опасности планеты: 1 из 5 в светлое время суток и в составе крупного отряда, 3 из 5 в темное время суток или вдали от маршрутов патрулирования, 5 из 5 за пределами городской застройки.

Выдержка из "Краткого путеводителя по префектуре "Чистилище" для солдата Рейха"

Утро, пять часов по Единой Системе, если быть точнее. В это время Справедливость прекрасна как никогда - патрулей ещё не видно, а осточертевшие инфоботы пока помалкивают. Многих местных очень нервируют эти машинки, состоящие из несущего винта, маленького мониторчика со свастикой и динамика, день и ночь изрыгающим из себя басовитый гимн колонии, объявления о сбежавших каторжниках, наигранно-радостные новостные сводки с отдаленных фронтов и прочую пропагандистскую чушь. Одно время их активно разбирали на металлолом, благо, конструкция винта была ненадежной, и одного меткого выстрела из рогатки хватало, чтобы уронить дрона на раскаленный песок. Радость аборигенов была не долгой: следующие модели, заступившие на боевое дежурство, были оснащены маленькой камерой и броней, выдерживающей попадание пистолета; пыл потенциальных стрелков охлаждала и небольшая импульсная винтовка, устроившаяся на небольшом пилоне. Нелетальная, конечно, но желающих получить разряд и проваляться под палящим солнцем в ожидании ближайшего патруля было, всё же, немного. А утром такие штуки ещё только проходили осмотр в гараже комендатуры, пока спящие трущобы медленно возвращались к жизни, чтобы после наступления комендантского часа снова умереть. Среди покосившихся фонарных столбов и доживающих свой век трёхэтажек то и дело мелькают оборванные работяги, подозрительно водящие взглядом вокруг. Забитые, тусклые, смертельно усталые - такие же как и их жилища. Да, жизнь на планете-тюрьме не должна быть сахаром, даже если ты не заключенный. В этом состоит вся справедливость, исповедуемая партией: если кому-то хреново, то хреново всем. Не знаю, как там в других провинциях, но тут так. Пока отсюда на благо Родины поступают минералы и газ, всех всё устраивает, едва ли верхушку волнует, пережил ли ты сегодняшнюю ночь или был забит охранниками за то, что послал их куда подальше, нелестно высказавшись о руководстве партии. Такое тут случается часто - есть нечего, спать негде, сил нет, а работать надо. Вот люди и лопаются, как шарики с водой в тире, поймав головой импульс штурмового карабина бдительного арийца в черном мундире, который никогда не промахивается. Оскорбление чувств патриотичных юношей при исполнении - это серьёзно.

Проклятый песок цеплялся за ботинки, вползал в любую складку или щель, нагло отвоёвывая жизненное пространство. Остановившись у искрящего голографического приёмника, я облокотился о его выпуклую панель ввода, нагло усевшись прямо на клавиатуру. Всё равно не работает. Задрав ногу, расшнуровал ботинок, вытряхнул оттуда весь набившийся песок, надел обратно. Повторил процедуру со вторым. Мда, грязь уже, кажется, въелась в кожу. Если к запаху пота и мочи ещё как-то привыкаешь, то к постоянно зудящейся коже и вшах в волосах - нет. Невольно начинаешь ненавидеть этот климат, планету, людей вокруг. Очень удачное место для установления политически удобной атмосферы тотального недоверия, даже делать ничего не надо - чертова жара и песок всё сделают сами. Внизу, деловито перебирая лапками, вертелась крупная сороконожка, явно примеряясь к моей ноге. Ну попробуй, мутант. Из пластинчатых складок на спинке медленно выползла крупная игла, с конца которой капало в песок что-то мерзотное. Я с интересом уставился на насекомое, нисколько не беспокоясь, и параллельно медленно натягивал обувь на вторую ступню. Пустынный житель немного потоптался и резко ударил ботинок, уверенный в своей победе. Очень коварная тварь, должен признать. Если игла вонзается в оголенную кожу, то смерть от интоксикации наступает примерно минут за десять. На планете, полной бродяг и нищих, этот вид устроился вполне недурно - каждый день эти хищники соревновались с патрульными в поисках обессилевших рабочих, лежащих полузасыпанными в медленно остывающем к ночи песке. Тонкая струйка токсина прыснула на стальную набойку на ботинке, от которой только что отскочила ядовитая игла. Извини, братан, тебе тут ловить нечего. Как ни в чем ни бывало, я продолжил свой путь.

Извилистая улица потихоньку наполнялась людьми, спешащими на работу. Кому-то предстояло копать гидравлическими бурами породу, другим - давиться газами, создавая особенные дозвуковые патроны с начинкой из лангения у станка. Этот самый лангений - и дар и проклятье колонии, ибо кроме него и породы повышенной влагоустойчивости нам и предложить нечего. Минерал, названный в честь первооткрывателя Отто Ланге, оказался весьма полезен в оборонной промышленности: пули, начиненные крошечной пылью неприметного с виду камушка, наносили страшные раны, при этом почти сравнившись по скорости и пробивной способности с лазерными зарядами. Нацистская наука вообще шагала семимильными шагами, если требовалось кого-то разрезать, сжечь, взорвать или дезинтегрировать. Возможно, кого-то такое безразличие оскорбит, но я привык к этой власти, а самый простой способ как-то пережить ад, творящийся вокруг - просто абстрагироваться. Это я понял в тот день, когда не стало Коли.

Многим вообще казалось странным, что возможна дружба между русским и немцем. Несмотря на слезные клятвы верности в средствах массовой информации и приторно-слащавые плакаты о вечной дружбе, бытовая неприязнь никуда не делась. Друг другу мы по-прежнему казались бездушными варварами, ждущими удобного момента, чтобы всадить в товарищескую спину зазубренное лезвие и как следует провернуть. Нас с Николаем это совсем не волновало, мы понимали друг друга с полуслова.

Может, выйдет банально, но я должен упомянуть, что мы были полными противоположностями. Коля - высокий, светловолосый и ладный парень, в то время как мне иногда требовалось подпрыгнуть, чтобы дотянуться до верхних полок, а мои тёмно-каштановые патлы напоминали половую тряпку. Я себя уродом не считаю, нет, но я всегда ему завидовал, так как понимал, что в силу физиологии мне никогда не стать таким же статным. Зато, если дело доходило до драки (а у двух уличных сирот, промышляющих воровством, шансы влезть в неприятности довольно велики), то я всегда был на голову выше. Безусловно, на ринге Николай бы показал высший класс, но там, где всё решала хитрость и увёртливость, мне частенько приходилось его выручать. Слишком медленный и неповоротливый, мой товарищ мужественно получал все удары, предназначавшиеся мне, за что мне неудобно даже спустя столько лет. Да и характер у него был под стать. Если бы меня спросили, как можно охарактеризовать его одним словом, я бы ответил "страж". Флегматичный и добродушный, Коля нередко встречался с нападками сверстников за свою мнимую тормознутость, однако усталый взгляд постоянно прищуренных близоруких глаз таил в себе немое спокойствие и уверенность в своей правоте. Он никогда не считал нужным спорить с кем-то насчет вещей, казавшихся ему очевидными. В то время, как сверстники гоняли спущенный мяч на пустыре, он тайком пробирался в библиотеку и с упоением вгрызался в гранит науки, после чего долгими вечерами пересказывал мне содержание прочитанных учебников. Если аэродинамика и основы шаттлостроения прошли мимо моего понимания потоком непонятных диаграмм и формул, то мировую историю вместе с её переворотами, интригами и войнами я мог слушать часами. Неплохо дела обстояли и с прикладной математикой, основами естествознания и химии. В отличие от официальной школьной программы, где, как я слышал, преподается всё в равной мере, я акцентировал внимание только на том, что поможет мне выжить, случись чего. Николай же часто рассказывал мне о далёких глубинах космоса, изучение которых занимало всё его свободное время. Мне была откровенно непонятна эта одержимость неизведанным, ведь с точки зрения моей прагматичности было глупо мечтать увидеть звезды за пеленой заводского дыма, питаясь помоями и периодически бегая от полицаев с шоковыми дубинками, чтобы прожить ещё день.

Так или иначе, нам было интересно вместе несмотря на разницу в интересах и возрасте, хотя она и была незначительной. Мы говорили обо всём, о чем только могли, делились самым сокровенным, дожевывая вместе последний кусок хлеба, от которого пахло гарью и плесенью. Благодаря ему я узнал, что такое настоящая дружба, черт возьми. Там, где жизнь не стоит и гроша, спасает только она. Спасает в буквальном смысле. Нам попадалось множество ситуаций, когда приходилось рисковать жизнью. Я знал, что мы не сможем всю жизнь ходить по острию ножа, знал... Но я не остановил его. Вся та идея со складом с самого начала мне не нравилась, совсем. Слишком уж много "если" там было: если не будет охраны, если дверь на ночь не запрут, если забор не будет под током... К слову, с этим мы не ошиблись.

Проволочный забор был легко перекушен "позаимствованным" плазморезом, а спрятаться от пары патрульных в нагромождениях контейнеров и ящиков не составило труда, даже волоча с собой большой мешок. Голод гнал нас точно туда, в недра складского помещения, и только луна была нашим верным спутником всё это время. Ощущение давящей пустоты в желудке всё нарастало, поэтому вскоре мы перешли на бег. Партия провизии с соседней планеты опаздывала из-за метеоритной активности, а своих запасов у колонии, залогом выживания которой являлся только космопорт, не было. Люди же ждать не могли, начинались волнения. Каждый день на нашей улице отощавшие "санитары" в сопровождении подозрительно рыскающего взглядом пехотинца грузили свежих мертвецов на старые гравитележки, буднично урчащие двигателем в полуметре от земли. Мы лишь хотели, чтобы это прекратилось. Мешок большой, еды бы хватило на всех.

Оказавшись внутри, мы потратили полчаса, пытаясь расплавить замок. Сердце уходило в пятки от каждого шороха, но мы упорно продолжали вгонять сопло всё глубже в плавящийся механизм, оказавшийся на редкость неподатливым. Когда я уже почти готов был сдаться, а плазменные брызги всё чаще шлепались на маслянистую поверхность перчатки со специальной пропиткой, проклятый механизм, наконец, тихо щелкнул и грохнулся в песок. Путь был свободен.

Спустившись вниз, мы оказались в громадном помещении, целиком заставленным ящиками с пищеконцентратом - редкостным дерьмом на вкус и содержащим всю таблицу Менделеева, но пригодным для еды. Универсальная пища колониста. С трудом удержавшись от порыва раскокать первый попавшийся ящик и сожрать минимум три банки руками, я поудобнее перехватил фомку и вонзил в стык между стенкой ящика и крышкой, на которой красовался бессменный черный орёл, с осуждением глядящий на меня. Не смотри так, я жрать хочу.