Греясь в лучах мёртвого Солнца
Шрифт:
– Ну здравствуй, Альф. Давно не виделись, а? Сколько там тебе сейчас?
– Да уж, давно, - невольно сжав зубы, процедил я. Он прекрасно помнил, что старше меня на пять лет. А если мне сейчас семнадцать, то...
– Кажется, кто-то не очень рад меня видеть, - мои размышления были бесцеремонно прерваны.
– Я вроде нигде не успел отличиться.
Рассматривая меня, брат даже не удосужился сесть как следует. Более того, едва заметно подмигнув, он вынул из нагрудного кармана мятую пачку сигарет и закурил, ткнув в кончик папиросы универсальным источником энергии. Неприметная черная капсулка, тускло замерцав, подпалила бумагу. Свернув ограничивающий кожух источника, брат спрятал его назад и начал мусолить зажженную папироску в руках.
Выдохнув, я постарался сказать как можно спокойнее:
–
В глазах Пауля блеснул нехороший огонёк, который ничего хорошего мне не предвещал. Однако, изменений в голосе я не заметил: всё такой же хриплый бас, иногда прерываемый тихим покашливанием, видимо, результатом курения.
– Мы сможем уехать отсюда. Навсегда, понимаешь? Из этой чёртовой богом забытой дыры, никогда больше не спать в заброшках, не жрать жареных крыс... Болячку твою вылечим, - при этом он даже как-то поник, слегка опустив голову и разглядывая песчаный пол. Решил, значит, на больное давить.
– Я пока подыхать не собираюсь, даже в мыслях не было. Выжил же тут четыре года. Без тебя. Воровал, друзей терял, питался помоями, терпел все тычки и унижения. А ты мне про болячку рассказываешь. Неубедительно, извини. И это не оправдывает твоего отсутствия всё это время. Припёрся сюда, в чёртовой нацистской форме... Да какого хрена, Пауль?!
– начиная закипать, я спрятал кулаки в карманы куртки, чтобы уберечь себя от поспешных поступков.
– Гордость твоя где, мать твою? Пропил, прогулял? Не ты ли несколько лет назад кричал о том, как ненавидишь этих фашистов и как истребишь их всех подчистую? Неужели ты так легко отрекся от своих слов? Если ты преследовал какую-то светлую цель или выполнял важнейший план, то расскажи мне. Может, это и оправдает твое исчезновение на чертовых четыре года, в течение которых ты не удосужился отправить мне и весточки, словно тебе абсолютно плевать, жив я или нет и что думаю обо всем это. Так что же? Я слушаю.
Брат долго молчал, затянулся и, выдохнув, взглянул мне в глаза:
– Тебя там не было. И ты не знаешь, что мне пришлось пережить. Это, - он стянул кепи и помахал у меня перед носом, - не значит, что я проникся к ним симпатией. Я всё так же верю, что рано или поздно этот ад закончится. Просто я понял, что тявкать на проходящий мимо патруль - не лучшая идея. Чтобы что-то изменить, должны измениться и мы. Для начала - выбраться отсюда. А для этого нужны деньги.
Воспользовавшись моим молчанием, Пауль выудил крошечную железную карту с выбитым на ней орлом.
– Вот на этом носителе достаточно денег, чтобы добраться до орбиты Нового Кёльна и перекантоваться где-нибудь первое время. Меня из-за этой карты минимум трижды штопали и один раз голову чуть не снесли.
– Кто?
– стало быть, ты ещё и пострелять успел, да? В кого же, интересно.
Стараясь скрыть удивление, я отвернулся к окну.
– Жаль тебя огорчать, но это были не мирные жители, а всего лишь крупнейшая террористическая организация в секторе. "Кровавые всадники", слышал может? Работорговля, контрабанда оружия и наркотиков, открытые вооруженные столкновения - всё, чего душа пожелает. Живучие ублюдки, ты их тут разбил, а они уже через три часа конвой в двух секторах от тебя накрывают.
– И что же, убивал?
– не сказать, чтобы меня сильно это радовало, но он хотя бы воевал с такой же швалью.
– Нет, блин, по головке гладил. Брал такой сороковой калибр и гладил. Оптом. Глупый вопрос.
Гнев потихоньку успокаивался, хотя я всё ещё был прилично зол на брата. Все его отговорки выглядели как-то наигранно, жалко. Не желая смотреть на него, я отвернулся.
– Времена сейчас плохие, Альф. И люди тоже. Ты меня поймешь, рано или поздно. Никто не хотел меняться, уж поверь мне. И я тем более. Но пока что нам с ними по пути, так что придется потерпеть.
– Не долго терпим-то? Может, хватит?
Услышав скрип табурета, я сделал вид, что мне крайне интересен пейзаж за окном. Тяжелая рука легла на плечо и несколько раз словно ободряюще похлопала.
– Знаешь, там, на войне, я многому научился. И самый важный урок, который я усвоил: всегда прикрывай самого слабого. Не потому, что он может всё испоганить, не потому, что не справляется. Просто... Таково солдатское братство, понимаешь? Я подвел тебя, не прикрыл, когда надо было. Не справился. Моя вина. Теперь я младшой,
– Я подумаю.
***
Следующую неделю я привыкал к новой жизни: мы ходили в магазин неподалёку и покупали нормальную еду, которую не требовалось у кого-то воровать, спали на чистых простынях, даже мылись в бане. Удивительно, как быстро можно облагородить человека, предоставив ему нормальные условия жизни. К сожалению, в форте Справедливость и его округе не многие могут себе это позволить. Жизнь здесь и в лучшие времена была не сахар, а теперь, когда соседние колонии ввязались в распри с террористами, стало вообще невыносимо. Всё финансирование утекало туда, остатков не хватало даже на то, чтобы обеспечить хотя бы минимальные условия для выживания людей. Каннибализм в самых бедных районах стал нормой жизни, более принципиальные колонисты варили клейстер и пытались его есть, все спасались как могли. Признаюсь честно, такого безумия я давно не видел, а уж повидал-то я многое.
С братом мы почти не разговаривали, а если и говорили, то старались избегать неудобных тем, с обоюдного молчаливого согласия закопав топор войны до лучшей поры. По большей части он просто сидел у подоконника гостиничного номера и курил, глядя на остывающий к ночи песок, волнами устилающий немногочисленные остатки асфальтовой дороги. Он вообще сильно изменился: и раньше не отличающийся многословием, теперь вообще старался молчать, то и дело записывая что-то в свой блокнот. Сколько я не старался подглядеть - всё тщетно. Каждый раз, когда я приближался к блокноту, он молча прятал его в карман, неодобрительно глядя на меня. Его осунувшееся лицо почти никогда не улыбалось, взгляд стал ещё безучастнее. Явно читалось, что ему невыносимо просто так сидеть на месте, буквально во всём: как он смотрел на проезжающие под окном тягачи, как внимательно рассматривал здание комендатуры через дорогу, перебирая свой табельный пистолет. Позже я узнал, что это не просто примитивная пушка, а некий LP-16 Mk.IV - старый, но надежный ствол, который в умелых руках представляет большую опасность за счет высокой точности и почти что полной устойчивости к медленному расплавлению питательного элемента, которым грешили многие старые модели лучевого оружия. Спустя какое-то время мне даже пришлось пострелять из этого Laser Pistole-16 по банкам, в рамках курса молодого бойца, стихийно организованного скучающим братом. Если бегать и передвигаться скрытно мне доводилось много, то вот от стрельбы голова шла кругом. Конечно, парню моего возраста только дай пушку в руки, но весело это только до какой-то поры. Под скупые комментарии и советы брата стрельбы и вовсе превращались в какую-то затянутую экзекуцию. Зато, так или иначе, постепенно мои результаты стали улучшаться, и в глазах Пауля я читал уже не стыд, но некоторую гордость. В конце двухнедельной экзекуции мы даже как-то научились понимать друг друга, взаимодействовать слаженно. Вот уж не знаю, почему он решил устроить всё это именно сейчас, но пока у нас было время и возможность - мы их использовали.
Когда до условленного часа оставалось меньше суток, выяснилось, что из-за усилившейся активности террористов в секторе все гражданские полёты временно оказываются под запретом. Мы снова застряли на этом камне на неопределенный срок. Вдобавок, как назло, наступила лютая сушь, так что подолгу быть на улице не было никакой возможности. Настала очередь теории. Уже через два дня я начинал понимать основные технические характеристики некоторых наиболее распространенных стволов и имел примерное представление о тактике ведения уличного боя. Не очень хочется думать, что мне может выпасть шанс ощутить всё это на практике. Впрочем, где-то в глубине души я испытывал трепет, рассматривая тактические схемы и ориентировочные раскладки техники, нарисованные братом по памяти. Несмотря на то, что я уже давно отвык сопереживать людям, весь тот ад, который происходил вокруг не смог оставить меня равнодушным. Если я могу как-то помочь, что-то сделать, то мне явно понадобятся полученные навыки. Сидеть и ждать уже нет никаких сил. Всё моё существо жаждало хоть каких-то перемен, импульса для дальнейших действий. И вскоре я получил такой импульс.