Грезы Афродиты
Шрифт:
— Я по поводу Эмили, моей невесты… Я был позавчера тут, видел ее… — преодолевая страх, начал Эрик.
Майкл снова сделал медленный глоток шампанского.
— Она запуталась… Это не ее… Она просто пишет статью, которая… которая рушит нам жизнь… Я прошу вас. Прошу как человека, как… Вы наверняка же любили… Поймите меня.
— Статью? — спокойно переспросил Майкл.
— Да… Она… она думает, что получит повышение, если напишет ее и закроет ваш клуб, сэр, — с волнением продолжил Эрик.
— Это так, Хуан?
Мексиканец молчаливо сверлил взглядом пол.
— Спасибо за
— Я не… Вы не понимаете! Мне не нужны ваши деньги!
— Понимаю. Но я всегда оплачиваю информацию. Свободен, — щелкнул пальцами Майкл и, посмотрев, как выводят Эрика, пригубил шампанское. — Что молчишь? — Он злобно посмотрел на Хуана.
— Мы сейчас проверили… Он назвал редакцию… Он не врет. — Хуан правдоподобно солгал, что не знал про Эмили.
— Почему только сейчас вы ее проверять начали? — сдерживал гнев Майкл.
— Вы… вы же просили не заморачиваться с ней, босс… Мы и не стали, — пожал плечами Хуан.
— Я, значит, виноват?
— Босс… — Сиплый голос Хуана напрягся.
— Все нормально. Это и правда моя вина. Иди. Мне нужно подумать, — уставился на статую Афродиты Майкл. — Деньги чтобы ему выдали, проследи, пожалуйста, за этим, — добавил он вслед уходившему Хуану.
Пузырьки в бассейне продолжали бурлить, как и кровь разъяренного хозяина клуба. Вся эта правда, что убивала в зародыше его планы, что разрушала все его представление об Эмили, о ее невинности, скромности, разлеталась внутри извергающейся лавой и сводила с ума. Она буквально лишала рассудка, заставляла выпускать всех демонов разом и без остатка отдаваться нечеловеческой злости.
— А-а-а-а-а! — Майкл запустил бокал с шампанским в темноту атриума и нагишом выскочил из бассейна.
Он крушил все. Все, что попадалось под руку: составленные в ряды столики, лампы, посуду в баре, швырял табуретки, а затем, словно в трансе обманутого берсерка, повалил опору прожекторов у статуи и застыл. Смотрел, как конструкция с грохотом влетает в голову статуи и сносит ее. Смотрел, как голова, будто замедляясь во времени, падает в бассейн и скрывается под бурлившей в мерцающем неоновом свете водой. Щеки его побледнели, а во взгляде цвела леденящая злоба. Злоба на себя и на свою Афродиту.
«Теперь будешь в клетке до конца своих дней сидеть…» — подумал Майкл и скрылся в темноте атриума.
Серая фигура во тьме молча наблюдала за тем, что предвидела. За тем, к чему уже была готова. За тем, что хоть и рано, но случилось. А раз случилось, то и ей пора начинать игру. Партию, где она не может проиграть. Битву всей жизни на этой шахматной доске сломанных судеб. Гамбит Жюстин де Сен-Бурже, мертвой для всех нелегалки из Руана, которая не просто хочет, а обязана выжить в предстоящей мясорубке уже, без сомнений, сошедшего с ума хозяина.
Часы показывали полседьмого вечера. Гул двигателей трансатлантического боинга оповещал о скором вылете, а Эрик не сводил глаз с недавно полученного сообщения от Эмили. С этого искрящегося в его глазах всеми красками слова «люблю». С желанного сочетания букв, заставившего его и рассказать об Эмили. Побудившего
Гул двигателей ревел все сильнее, а за иллюминатором виднелась лишь тьма…
Глава 14
Тридцать первое октября в «Ривер-Касл» встречало Эмили приятной прохладой. Шум мотора отъезжавшего джипа Лукреции постепенно уступал место провинциальной тишине пригорода Нью-Йорка, пока не растворился вовсе. Журналистка стояла у вымощенной белым камнем дорожки, которая причудливо петляла зигзагами и вела в самое сердце разврата — поместье Майкла. Так и не привыкнув к парику с вьющимися до плеч пепельными локонами и снова его потеребив, она укуталась в теплый палантин. Его мягкая ткань приятно касалась плеч, которые на фоне белоснежного свадебного платья особенно контрастно выделялись загаром, и прикрывала приподнятую корсетом грудь.
Последние напутствия Лукреции и постоянное, словно мантра, напоминание начальницы о единственном шансе узнать, что же действительно случилось с Софи, до конца убедили Эмили в настоящей цели расследования. Но сейчас ей было все равно на истинные мотивы, главное, что они совпадали с ее целью, с ее клятвой, с ее мечтами о повышении, с новой утвердившейся жизненной позицией — стать успешной и сосредоточенной только на работе девушкой. Легкое волнение, все же вызванное ответственностью перед Лукрецией, перед ее «последними шансами» и, если честно, перед самой собой, ощущалось в животе тревожным маятником. Он назойливо расшатывал всю ее накопленную решимость и неустанно колебал уверенность в успехе.
«Я смогу…» — в который раз пронеслось в голове Эмили и, сопровождаясь звонким стуком наступившего на дорожку высокого прозрачного каблука, затихло. Перестало существовать.
Время на часах показывало четыре магические двойки. Эмили не спеша шла по вымощенной камнем дорожке, а на ее краях светились разбросанные поверх пестрой листвы тыквы. Некоторые улыбались, какие-то пугали, а другие и вовсе казались милыми. Оранжевый свет мягко падал на свадебное платье и словно делал ее еще одним, главным украшением любимого праздника. С нескрываемым восторгом она разглядывала все эти декорации хэллоуинской ночи. Под огромной белой луной любовалась сидевшими на деревьях необычными совами, ведьмочками, скелетами, воронами и прочей потусторонней нечистью.
Стук каблуков постепенно стих, и Эмили наконец предстала перед входом в массивное четырехэтажное поместье Майкла, которое он гордо называл замком. Оно было облицовано серым постаревшим камнем, а к небу возносились узкие готические башенки. Теперь журналистка понимала, почему именно Хэллоуин и почему отмечается именно тут. Даже украшать такое с виду мрачное сооружение она не видела смысла, но все равно восхищалась развернутым слева от входа импровизированным кладбищем с искусственным туманом и зеленой подсветкой, а также пугалами в пластиковой кукурузе справа. Жутким завыванием оборотней из спрятанной где-то колонки и просто бесчисленным множеством других, хаотично разбросанных по всей округе «страшилок».