Грезы любви
Шрифт:
— Мой король, — пытался произнести старик, но у него пропал голос, онемевшие губы не двигались. — Эль, у меня есть эль из нашей таверны, — хрипел в отчаянии сэр Джон.
— Слава королю! — закричал кто-то.
— Слава королю! Слава! — подхватил хор голосов, заглушая невнятное бормотанье сэра Джона.
Король проследовал дальше. Вот уже последние воины замкнули шествие. Народ побежал за ними, смеясь и радуясь удаче увидеть так близко могущественного монарха.
— Мой король, Генрих, это же я, — бормотал сэр Джон, поднимаясь на ноги.
Ослепленный горем, Джон вновь бросился к своей лошади и ударился головой о бочку с элем. Сведенными судорогой пальцами он начал расстегивать ремни, затем схватил бочку и с любовью прижал ее к груди.
— Хэл, я привез тебе подарок. Возьми, не отворачивайся от меня!
Он бежал в толпе, крепко прижимая бочку к груди. Казалось, он нес саму память о прошедших днях. Джон смеялся сквозь слезы. Он ведь думал, что молодость никогда не кончится, что любовь Хэла будет вечной. В те далекие дни одной улыбки принца хватало, чтобы поверить в это. Но Джон, видя, как королевская свита скрылась за поворотом, понял, что в этом мире ничто не вечно. Вот уже не стало слышно ржания лошадей, улица приняла свой обычный вид, дети стали гонять мяч, со второго этажа кто-то выплеснул ведро помоев.
«Всему приходит конец», — думал Джон, еле передвигая ноги. В груди нарастала тяжесть. Вдруг сердце пронзила острая боль, как будто в него вонзили кинжал. Джон застонал, схватившись за грудь.
Бочка с элем упала, гулко ударившись о мостовую, и треснула. Янтарная жидкость ручейком потекла по грязным камням.
— Мой эль… — завопил Джон. Он больше не мог стоять на ногах и упал на колени, больно ударившись об острый камень. Его чулки намокли. Прижав руку к трещине, Джон тщетно пытался не дать элю вытечь из бочки. — О Хэл, прости меня…
Всей тяжестью тела он упал на бочку, которая сразу раскололась. Джону показалось, что он лежал в луже эля целую вечность. В груди нарастала боль. Наконец ему удалось перевернуться на спину. Камзол весь промок. Джон поморгал и вдруг увидел, что король собственной персоной стоит рядом.
— Мой король! Ты ли это? — солнце светило в глаза, и было трудно разглядеть лицо склонившегося над ним человека. — Это ты, Хэл?
Человек кивал головой.
— О Боже, Хэл. Я умираю, — слезы покатились по щекам старика, но он их не стыдился. Джон не хотел покидать этот грешный мир. Он протянул руку, его величество сжал ее. — Я всегда любил тебя, мой король, и всей душой был предан тебе. Ты любил меня, Хэл?
Человек наклонился и потрепал его по щеке.
— Ты был самым лучшим другом, которого король когда-либо имел.
Джон заморгал, не веря своим ушам.
— Хэл, это правда?
Человек снова кивнул.
Джон улыбнулся и погрузился в темноту. Его величество обнял старика, и теперь, прижавшись к этой груди, Джону уже не страшно было умирать.
На следующий день, повелев слугам проводить в последний путь сэра Джона, Ричард немедленно отправился в дорогу, взяв с собой только Перкинса.
Путь домой был долгим и утомительным. Покачиваясь в седле под знойным солнцем, он гнал коня по лесам и долинам к Кадмонскому замку, чтобы поскорее обнять любимую. Сейчас она была единственным утешением, смыслом его жизни. Все прежние ценности были уничтожены. Недавний разговор с дядей короля только подтвердил это. Идти войной на Киркингама сейчас, когда король уже пошел на Францию, было безумием. К нему отнесутся не лучше, чем к ассасину из Персии.
На следующий день на горизонте появился Кадмонский замок. Ричард придержал коня; он с любовью разглядывал каждый листик на деревьях, каждый изгиб на дороге. Перкинс, покачиваясь в седле рядом, тоже радовался, что вернулся домой.
— Хоть и жалко сэра Джона, но ему повезло, — сказал Ричард взъерошенному юнцу. — Знаешь, Перкинс, он умер счастливым.
— Да, милорд, ему не придется увидеть той резни, которая скоро будет во Франции.
Ричард откинул голову назад и закрыл глаза, подставляя лицо лучам яркого солнца. Свежий ветер трепал волосы. Графу хотелось забыть печальную картину кончины его старого друга. Ричард чувствовал себя опустошенным, полумертвым, ему хотелось, чтобы природа вдохнула в него радость жизни.
— Наша бренное тело тленно, Перкинс, и душа покидает его. А жизнь на земле идет своим чередом, и никто из людей не задумывается, что смерть может прийти внезапно, не спросив, ждал ли ты ее, готов ли ты к ней. А затем ты останешься наедине с самим собой в кромешной ночи. Как старик не хотел умирать… — тихо добавил Ричард, когда они остановились у ручья, чтобы напоить коней. — Хоть он был хвастуном и пьяницей, мог стащить, что плохо лежит, я все равно любил его.
— Я знаю, милорд. Это большая потеря для всех нас.
Ричард кивнул. Теперь в его жизни осталась одна Тэсс, и все, чего граф желал, это скорее обнять ее. Вспомнив ее горячие поцелуи, Ричард вдруг пожалел о годах, проведенных с женщинами, которых он вовсе не любил.
— Знаешь, Перкинс, — сказал Ричард, натягивая поводья и выводя коней обратно на дорогу. — Когда я был молод, то думал, что жизнь будет вечной. Я менял одну женщину за другой. Сейчас даже не помню их имен, забыл им счет. Как все это глупо…
Перкинс ничего не ответил, только покраснел.
Надо спешить к Тэсс, — подумал Ричард.
— Догоняй! — крикнул он Перкинсу и пустился галопом.
Ричарду надо было срочно заняться любовью с Тэсс. Даже не ради удовольствия, а чтобы она почувствовала, как он любит ее. Она должна это понять, пока не постучалась смерть, смеющаяся над человеческим тщеславием. Ведь только тщеславный человек не задумывается о скоротечности жизни. И когда темнота окутает меня, я, зная, что по-настоящему любил и не развеял семени своего по ветру, смогу спокойно умереть, — думал Ричард.