Грёзы о Закате
Шрифт:
— Ярослав, выдай служкам серебра. Мои люди навещать вас будут. Прощай, Рюрик! Не с теми людьми ты связал свою жизнь. Где они, твои франки и урманы? Где Хельги? Где Игорь? Где Ефанда?
Из покрасневших старческих глаз Рюрика потекли слёзы, и он дрожащим голосом произнёс:
— Не знаю.
— Ушли на Киев, княже, — встрял пожилой слуга. — Ефанда с Ингором хотели остаться, но Хельги, её брат, воспротивился.
— Подлый Хельги! Не волнуйся, Рюрик Годолюбович, не трону твоего сына и внука. Но как вещему князю ведомо мне: Хельги будет наказан богами. Прощайте!
Олег Дукович вышел, а с ним и вся его
ПРОЩАНИЕ С МИФОМ ИЛИ ПЕЧАЛЬ-ТОСКА В РЕТИВОМ СЕРДЦЕ
Млело сердце молодого Алеся от воспоминаний о Настеньке. Так от сказок млеют детки, воображая мир сказочных героев.
Все наши сказки скрывают тайну.
Тайна в том, что в сказках — мир нашей прародины на Закате: Лукоморье на острове Руян или пенная вода в реке Пена, из которой на зов друга выплывала золотая щука-княгиня и вопрошала: «Чего тебе надобно, старче?»
Была тайна и у Настеньки. Так думал или догадывался молодой Алесь. А её тайна была в том, что пожелала она вырваться из бездуховного гламурного мира и обрести вновь себя такой, какой ей помнилась забавная девчушка из Полоцка. Да взыграло её ретивое сердце! Приземлился её принц в среду офисных работников. А таких и в стольном городе хватает! Не пожелал Алесь излагать в воспоминаниях, а точнее в сказке о Настеньке о двух неделях трудной жизни в северном городе металлургов и химиков.
Сердце прихватывало, когда он припоминал размолвки, что происходили между ними в Череповце день за днём. Не от того ли он напился до беспамятства?
«Возложил ты, несостоявшийся металлург, всю вину на себя, но дело в том, что всё было куда сложнее» — так думал Алесь, стоявший на палубе «Мары».
Глядя на уплывающий силуэт крома Рюрикова городища, решил он вырваться из плена сказки, а точнее, мифа, который придумал, и даже в мыслях расстаться с той, кого любил.
Над Алесем, совсем невысоко, прокричала чайка: «Чья она, чья она, чья она?» Откуда здесь чайки? Ну конечно же, неподалёку Ильменское озеро. Не стал кричать Алесь, но подумал: «Да ничья она! Её нет. Она — миф!»
— Прости — и прощай, Настенька! — сказал он вслух и бросил в воду полевые цветы, что сорвал на обочине дороги из городища к причалу.
Непонятно, откуда повеяло запахом дорогих французских духов. Ага, всего-лишь реминисценция! Прощальная? О боже, как же бедному Алесю забыть её запах волос? А забыть надо. И верить надо, что прольёт Анастасия слезинку-другую.
ПРОЩАНИЕ С ОЛЕГОМ ДУКОВИЧЕМ
На ладьи в Ладоге взяли разных мастеров для работ, и по этой причине ни Олегу, ни Алесю не позволили тянуть бурлацкую лямку, когда по притокам шли к реке Великой. Как-никак, император с ассистентом!
«Волынец» с Бориславом и пятёркой витязей ушёл в град Лютич. Одна пушка на борту, ящик с порохом, стаканы с картечью, запас меди, достаточный для литья трёх пушек, и витязи-мастера, знающие новые технологии, — всё это, по мнению Дуковича, вполне достаточная помощь лютичам для защиты города.
Мастера из Ладоги — не местные, а пришлые из западнословенских княжеств. В основном, абодриты. Ладога — ключ-город для тех, кто приходит морем и идёт далее и оседает в новых городах. Алесь, привыкший за зиму к наречию велетабов и кривичей, не скрывал удовольствия, слушая байки и были, сказываемые абодритами на борту его ладьи. Сколько угодно можно убеждать себя и других в том, что Киевская Русь положила начало созданию русских княжеств на восточных землях! Сколько угодно можно утверждать о генетическом родстве русинов, пришедших с Дуная, и словенах с Заката, тех, кого немцы прозывают ругами или рутенами! Но именно русы из закатных княжеств, руги и абодриты, славны не только умениями, но и наречием, и их наречие как зерно, посеянное в бедные ладожские и новгородские земли, пышно проросло в русское северное наречие, то наречие, которое на протяжении веков заметно отличалось от южных говоров. Причём, разница между северным и южным говором сохранялась и сохраняется, невзирая на погибель разных местных диалектов. Так что вывод таков: исток сказок, что Арина Родионовна поведала Александру Сергеевичу, следует искать средь русов западных земель.
Прозорливый Олег Дукович отправил также людей на двух ладьях для розыска Хельги. Как в воду глядел! И двух дней не прошло, как вернулись разведчики и доложили, что Хельги с малой дружиной и людьми новгородскими ушёл вверх по Великой.
— Так и думал! — пророкотал Дукович. — Не осмелился Хельги идти на Киев. В Изборск ушёл, а смердам наказал ввести нас в заблуждение.
Прищурив глаза, смотрел он на дальний лес, а обернувшись к Алесю высказал тому тоном, не допускающим возражений:
— Изборск сам буду брать! Тебе, Алесе, сидеть на Великой, на твоём заводе!
Ассистент не стал возражать Императору.
Глядя на новиков из Ладоги, призванных на государеву службу, на которой им придётся, прежде всего, пройти обучение, Алесь вспоминал годы учёбы и, как каждый учитель перед началом учебного года, обдумывал методику преподавания, а также размышлял о том, что ценного дала школа ему, вечному троечнику, посредственности и тупице (впрочем, всех определений его отца не перечислить; как и не перечислить всех возражений Буйновича-младшего в связи с отличными оценками за устные ответы).
Вот, например, приучил он себя писать неразборчивыми каракулями. А почему? Да лишь потому, что вёл дневники и не желал, чтобы кто-либо смог их прочитать! Такой вот творческий подход к решению задачи.
Пожалуй, верное слово нашёл: 'творческий'. В его провинциальной школе учителя, работавшие за нищенскую заработную плату, учили по методу, усвоенному ими в советское время, и, в основном, требовали не зубрёжки или запоминания отдельных фактов, а творческого подхода при решении задач. Как в начальных классах, так и в старших. Учили тому, как учиться.
Поступив в институт после армии, он сидел на лекциях рядом со студентами, получившими аттестаты зрелости позже его года окончания средней школы. Юные студенты, не успевшие забыть треволнения выпускных экзаменов в школе, в институте пасовали перед решением простейших задач. А почему? Да потому что для школьников наступила эпоха единого государственного экзамена, сотворённого по американским лекалам и в рамках системы тыка, основанного на принципе: тебе — четыре варианта, выбери верный! В такой системе школьника выручает только зубрёжка фактов. По сути, нивелируют студентов до средненького уровня, не требующего творческого мышления. Как в Штатах, так и в России.