Грёзы о Закате
Шрифт:
— Название ему есть иное: графит, — ответил Алесь. — Значит, сплавляете?
— Чисто железо отжигаем да сплавляем. Цветасто вышло?
— Цветасто! Для этой стали цены нет.
— А то мы не знаем! Не каждый князь сможет такой меч купить. Но тебе, Алесь, готов уже подарок. Рознег нам нарисовал 'проект', а мы ковали. В нашей избе тебя дожидается.
Из лачуги, разделённой на две половины, на зов Чермена вышла статная женщина, и привиделось Алесю, что он встречал её ранее. Чермен представил жену:
— Эта красавица — моя жена Елена. А этот добры молодец — тот самый Алесь, о коем нам много сказывали.
—
— Для подруг-товарок я Алёна иль Ленок, — насмешливо отвечала красавица, — А для людей крещёных — Елена.
— Тогда и меня называйте христианским именем. Окрестили меня Александром.
Елена перекрестилась на католический манер и ещё раз удивила Алеся-Алекасандра:
— Мой муж таксама христианин. Таксама Александр, но мы так его величаем, когда сердиты, а обычно он у нас Олекса.
— И где же тебя окрестили, Чермен-Олекса?
— Да там же, где встретил мою ненаглядную, — за Гавелой-рекой. В подмастерьях-то ходил по стране, у разных мастеров работал. А у гавелян встретился мне поп. Не немец, а из наших. Он то и поведал мне, грешному, про Исуса. И в церковь привёл. Увидел я алтарь и иконы, так и уверовал в истинность Христа, спасителя нашего.
Станимир таил ухмылку в пышных усах и, проведя рукой по оседельцу, который оставил на бритой голове, вероятно, не как ратник, а как кузнец, да не из простого, а из знатного рода, которому длинный волос в работе — помеха, молвил:
— Чермен мне эти глупости почти каждый день вещает. Но, слава богам, наши праздники не забывает! Нам Стоян сказывал, что ты, Алесе, вовсе не христианин, а некий артист.
— Не артист, атеист. Скажем так: на всё у меня свой взгляд есть.
— Так и нас боги не обидели: на всё своими глазами смотрим, — ответил Станимир.
Слушал Алесь байки словоохотливого Чермена-Олексы, начавшего сказывать свои истории о жизни среди гавелян, и диву давался. Поразил Алеся Чермен-Олекса! Разрушил в один миг все умозрительные построения незабвенного друга-историка, любителя поболтать с Буйновичем, и успевавшего изрекать суждения, пока пена держалась в кружке пива! «Стало быть, эта церковная лексика из латыни в русский, а точнее, словенский язык пришла намного раньше, нежели полагал мой незабвенный друг Андрюша» — с этой мыслью, что изронила свет на раздумие Алеся, он спросил Чермена-Олексу:
— Неужто ваш поп там за Гавелой читал проповеди по-словенски?
— В церкви слово своё начинал сказывать латинскими словесами, да латынь у нас никто не понимал. А потом он нашим языком пересказывал. Я ведь в Моравию пошёл не за чёрным камнем, а за словом Исуса, что принесли в те края греки. Книги ихние читал по-словенски. А там братья-христиане поведали мне не только сокровенные слова об Исусе-Спасителе, но и тайны чёрного камня.
— А тебе, Чермен-Александр, никогда не приходила в голову мысль о том, что вера христианская — вера наших врагов?
— Точно так вопрошал и я попа нашего там, за Гавелой. И его некогда мучили те же сомнения. Он мне так объяснил: нелепицы не Богом, а человеком совершаются. Нелепиц много изрекают попы римские, ибо они смертные и грешны, как и прочие люди. Тёмные умом епископы и алчущие немцы используют Божье слово в войне против нас. Но то не Божье слово, то ложь, что Сатана изрекает ихними устами. Божье слово у меня в сердце, а не в церкви, где царит ложь и Сатана вещает латынью. Простил я того попа, что в церкви за Гавелой проповедь латинскими словами читает: все они там, за Гавелой под немцами живут и басурманам налоги платят.
— Олекса, мне время надобно, чтобы стол накрыть да гостя мёдом угостить, — прервала Елена их беседу.
— Вынеси-ка, Елена, тот новый меч, что уже в ножнах.
Алесь, припоминая, где же он видел Елену, поблагодарил её:
— Благодарствую за предложение, Елена, но в другой раз медок отведаем. Ныне ладьи разгружают, и мне надобно идти на разгрузку.
Елена вынесла меч, передала его мужу, а Алесь вытащил саблю из перевязи, подаренной ему волхвом ещё в Царьграде. Вспомнив волхва, припомнил он и место встречи с Еленой. То было в Гнёздове, до волока к Западной Двине. Ни Чермена, ни Станимира он не упомнил, а красавица Елена осталась-таки в памяти. Весьма она, память-то, избирательна на красивых женщин!
— А ведь вспомнил, где вас видел! В Гнёздове!
— Мы там с волхвом Ведиславом повстречались, — улыбнулся Станимир. — Он пригласил нас во Вревку-селище. О богатой болотной руде в здешних краях давным-давно всем ведомо. Мы и прибыли, да хотели осесть южнее. Там всё же, сказывают, больше и болот и руды. Волхв нас уговорил, да уж очень спешил в своё селище. Не стал нас дожидаться. У нас груз был большой. А как прибыли во Вревку, так и пожалели: изборские варяги углядели нас. Лютуют они здесь. Если бы не Стоян и Роснег, ушли бы. Да вот повезло! С ними разведали здешние места и ушли из Вревки. Скоро с Черменом хоромы достроим на Дальнем озере, так и на новоселье позовём. Там ныне моя жена, и все наши детки помогают ей.
Станимир, углядев саблю у Алеся, предложил:
— Давай-ка, княже, испробуем новый меч.
Алесь передал ему свою саблю, и посоветовал:
— Держи хватко.
— Бей, Чермен! — сказал Станимир.
Чермен-Олекса ударил — сабля жалобно тенькнула. Алесь взял саблю и увидел зазубрину.
— Кранты моей сабле! — с сожалением произнёс он. — Эта сабля сразила свейского конунга. Но то — не моя заслуга. Конунг в готском доспехе был: поверх кожи пластины были вшиты. Кожу-то сабля и проткнула. Готские доспехи полегше наших. Не броня, а так себе панцырь.
— Прими новый меч! Наш тебе подарок! — сказал Чермен-Олекса.
— Благодарствую! Не соображу, чем же отдариваться. Разве что — примите мою старую саблю! Забирайте её в переделку.
Алесь, осознавая превосходное достоинство нового меча, приложился губами к его лезвию, а мысленно молвил: «Служу Северной Руси! Да святится имя её!»
Ладьи разгружали два дня.
За складами располагался Литейный участок, а за ним — модельный цех с запасом древесины. Вдоль речки были устроены участки для формовки и обжига кирпича. Поодаль — по задумке Алеся — участки для производства черепицы и участок, отведённый для будущего производства изделий и посуды из фарфора. Фарфор — редкость даже для Царьграда. А продают фарфор по весу против золота! Контору государева завода уже покрыли черепицей, и Олег Дукович, полюбовавшись видом конторы, молвил: