Грибы на асфальте
Шрифт:
– Хватит валять дурака! Пошли!
Но Кобзиков принялся наворачивать себе на голову материю.
– Ну, как?
– Мы пойдем или нет?
– Подожди. Теперь дай на тебя примерю.
Не успел я и рта раскрыть, как ветврач напялил мне чалму на голову.
– Здорово! Ну прямо араб! Бедуин княжеских кровей!
Тут в меня впервые закралось подозрение.
– Уж не должен ли я стать арабом?
– А что здесь такого? – пробормотал ветврач, пряча глаза. – Кто догадается?
–
Кобзиков заволновался:
– Мумия ты фараона! Это же гениально придумано. Ты будешь приманкой. Какая девушка устоит перед человеком, у которого друг араб? Покатаешься на лодке и исчезнешь. А уж остальное – дело мое. Всего какой-то час.
– Мне эта затея не нравится. Могут быть разные осложнения.
– Абсолютно никаких! Арабов в нашем городе нет – это я уже точно выяснил. Языка их тоже никто не знает. Чем ты рискуешь? Наоборот, даже приятно: будешь центром всеобщего внимания. И потом ты дал слово. Геннадий Рыков всегда держал слово. Только вот нос… Слушай, может, тебе картонный приделать? Что это за араб с курносым носом? Да, вот еще что… Ты потомок Чингисхана.
– Послушай, Кобзиков, – сказал я раздраженно. – Хватит. Хватит! Сыт по горло твоими выдумками. Хоть бы уж знал историю! Любому пятикласснику известно, что Чингисхан был монголом.
– Тогда ты будешь монголом.
– Монголы не носят чалму, – сказал я торжествующе. – Они носят лохматые шапки.
Кобзиков почесал затылок.
– Не-е… лохматая шапка не пойдет. В чалме вся сила. Знаешь что? Ты будешь обарабившимся монголом! Таким образом, ты и потомок Чингисхана, и в чалме! Одним выстрелом два зайца.
– Ты глуп… – начал я и вдруг увидел, что Ким давно проснулся и смотрит на нас широко раскрытыми глазами. На его лице было написано такое изумление, будто он увидел свою умершую бабушку.
– Идем на маскарад… – пробормотал я, сорвал чалму и выскочил на крыльцо.
Кобзиков последовал за мной.
День обещал быть жарким. Было всего девять часов, а солнце пекло так, что земля жгла через сандалеты. Даже «вооруженные силы» чувствовали себя неважно. Они забрались по горло в песок и раскрыли клюв.
Вацлав подошел к куче и стал задумчиво разглядывать петушиную голову.
– Суп из курятины на лоне природы, – сказал он. – Что может быть прекраснее на свете?
Быстро нагнувшись, ветврач выхватил из песка петуха, сунул ему под крыло голову и запихал в рюкзак.
– Пошли быстрей!
– Низкий поступок, – сказал я. – Поступок, не достойный друга потомка Чингисхана.
– Ладно! Потом на эту тему порассуждаем.
Встреча с совнархозовской дочкой произошла на берегу реки.
– Уф, – сказал Вацлав, вытирая пот. – Пришла все-таки, а ты говоришь,
Девушка была высокая, сильная, в легком ситцевом платье, с белыми клипсами почти до плеч. Она так и впилась в меня глазами.
– Знакомьтесь, – сказал торжествующим голосом Кобзиков. – Моя хорошая знакомая Адель. Мой хороший знакомый…
– Мох… Моххамед, – пробормотал я и покраснел.
– И еще как-то. С продолжением, – сказал грек.
– Эль-Джунди…
– Вы знаете русский язык? – спросила Адель.
– Нет, нет, – поспешно заверил Вацлав. – Но он догадывается по движению губ.
– Какой смешной… – Адель бесцеремонно принялась меня разглядывать с ног до головы. – Чалма…
– Все арабы чалмы носят.
– Откуда он взялся?
– Приехал на «Сельмаш» перенимать опыт.
Мы сели в лодку и двинулись вверх по течению.
Адель тотчас же сняла платье, демонстрируя обтянутую купальником фигуру. У нее оказалась безукоризненная фигура. Совнархозовская дочка по-прежнему не спускала с меня глаз. Я чувствовал себя отвратительно.
Всю дорогу разговор вертелся вокруг моей особы, перебирались детали одежды, обсуждалось со всех сторон мое телосложение. Особенно волновал Адель мой курносый нос. Разве у арабов бывают такие носы? Вацлав выкручивался, как факир.
– Я без словаря читаю все ихние газеты, – нагло врал Кобзиков. – Я единственный человек в городе, который насквозь знает арабские обычаи. Секретарь горкома ко мне лично домой приходила, просила, чтобы я его сопровождал. Пришлось согласиться, хоть и времени у меня в обрез. Он парень ничего. Между прочим – потомок Чингисхана.
– Чингисхана?!
– Да… по прямой линии. Его предки переехали из Монголии в Аравию по семейным обстоятельствам и там обарабились.
– Чингисхана… – взгляд у Адели стал завороженным, как у ребенка, слушающего сказку. – Интересно, какой у него характер? Наверно, воинственный, как у прадеда?
– Не-е, он малый тихий.
Адель слушала, раскрыв рот. Мне было чертовски жарко в чалме. Капли пота скатывались по лбу и падали на колени совнархозовской дочки.
– Пардон, мадам, – бормотал я.
Кобзиков болтал, греб, но не спускал с меня испепеляющего взгляда: он боялся, как бы я не заговорил по-русски. Пахло сосновыми досками, горячим женским телом и тиной. Река против солнца блестела, как бок гигантской рыбы. С пролетавших мимо моторок на нас таращили глаза. Один так засмотрелся, что врезался в берег, и пассажиры попадали в воду.
Наконец я почувствовал, что, если мы сейчас не пристанем куда-нибудь, я начну дымиться. Сделав вид, что мне хочется пить, я полез на корму и шепнул Вацлаву: