Грифоны Васильевского острова. Попаданец в альтернативное время
Шрифт:
В шоке от увиденного, в прострации Матвей добрел до судна. Его уже разгрузили и, как сказал капитан, теперь ждали подвоза товара для погрузки.
– А пока я приглашаю на обед в мою каюту.
На флоте, торговом и боевом, была заведена привычка – офицеры обедали в каюте капитана. Это была самая большая каюта. С увеличением размеров судов появились кают-компании для офицеров и отдельно для матросов.
На судне «Святая Магдалина» кроме капитана было три офицера. Флот не военный, но помощников капитана называли офицерами. Штурман, боцман, лекарь Матвей. Еще отсутствовал травмированный шкипер.
Капитан скороговоркой прочел молитву, приступили к трапезе. Тушеные бобы с мясом, пшеничные лепешки
После трапезы капитан спросил:
– Как там Франсуа?
– Я оставил его на попечении доктора. Именно там, где вы приказали. За лечение отдал двадцать су за пять дней.
– Очень не вовремя заболел шкипер. Серж, будешь пока исполнять его обязанности.
– Слушаю, мой капитан.
Сержем оказался боцман. Он же проводил Матвея в его каюту. Вообще-то, каюта была лазаретом, в котором было три топчана. Один – для лекаря, а два – для болящих. Матвей сразу залез в рундук. Одни нехорошие слова на языке! Рулончик хлопчатой ткани для перевязки, немного сушеного и толченого мха для гноящихся ран. И все! Матвей вернулся к каюте капитана, постучал и, получив разрешение, вошел.
– Мсье капитан!
– Можешь называть меня Александер.
Именовать, как в России именуют старших, по отчеству, по фамилии не было принято.
– Я обследовал рундук с припасами. Он почти пуст.
– Еще бы! Лекаря на этой посудине не было уже полгода. Деньги, что я давал, еще остались?
– Больше половины.
Для убедительности Матвей вытащил мешочек с монетами, потряс им.
– Сегодня уже поздно, завтра с утра иди в город, купи все, что считаешь нужным.
– Слушаю, капитан!
Вернувшись в каюту, невеликую по размеру, пять шагов на шесть, принялся прикидывать потребности. Опыта, конечно, у Матвея не хватало… Одно дело – прессовать таблетки или составлять по прописи микстуры, другое – лечить. О лечении он знал со слов Пеля или из бесед Пеля с докторами, невольным свидетелем которых иной раз бывал. Все же он набросал карандашом на клочке бумаги требуемое. Вот только где это взять? Существуют ли аптеки или иные аналогичные заведения? А еще интересовало, какой ныне год. На монетах было только изображение государей, без даты. Но что-то одежда на парижанах какая-то… не дряхлая, но устаревшая по фасону. Он хоть и не модник, а подметил. И что еще удивило – время обеда. В России обедают в полдень или немного после него. А здесь часов в шесть-семь пополудни, в России это время ужина. Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят, придется приспосабливаться.
После скромного завтрака – бутерброда с сыром и кружки вина – достал из кармана клочок бумаги, чтобы свериться, не забыл ли чего. Подошел капитан, глянул Матвею через плечо:
– Ты разве грамотный?
– А как же!
– На каком языке написано? Я что-то не разобрал.
– На латыни, я же фармацевт!
Не говорить же, что на русском. Знает ли капитан о Московии? Или Герберштейн описал такую страну позже?
Утомился Матвей, пока обошел несколько аптек и купил нужные припасы. Зато и кривые иглы были для шитья ран, и шелковые нити, и перевязочный материал, и разные травы. Причем травы сам нюхал, дабы не купить подделку. Правильно собрать и высушить траву – целая наука. Одни травы или цветы надо собирать утром, до рассвета, когда нет сокодвижения, другие – вечером. Да правильно сушить – обязательно в тени, на легком сквозняке. Тогда сила их будет наиболее велика и лечебный эффект существенный. В свое время Парацельс говорил: «Все есть яд и все лекарство, зависит от дозы».
Разговорившись с парижским аптекарем, из-под полы купил загустевший сок цикуты. Растение ядовитое, но может пригодиться. А еще стеклянную бутыль со спиртом. Но не пить втихомолку Матвей собирался, а протирать им руки и инструменты перед оказанием помощи страждущему.
Спирт впервые получили из вина арабские химики в 860 году. Во Франции он был получен Арно де Вилльгером в 1334 году, а с 1360 года началось его массовое изготовление.
Уже и мешок с припасами был полным, и мешочек с деньгами, полученный от капитана, опустел. С остановкой на отдых Матвей добрался до судна. А здесь уже вовсю идет погрузка. По одному трапу закатывают с набережной на палубу судна бочки с вином, а по другому трапу скатывают их в трюм. Ну да, во Франции полно виноградников, подходящая земля для лозы, теплый климат. Вино с удовольствием покупают в странах северных: Швеции, Англии, даже германских землях. Пробовал как-то Матвей рейнское вино – кислятина!
Все в своей каюте разложил по полкам; как мог, закрепил бутыль со спиртом, чтобы при качке не опрокинулась. Спирт же денег стоит.
К вечернему обеду погрузку закончили, капитан расплатился с грузчиками, люки трюмов закрыли на деревянные засовы, а капитан еще и замки навесил. Трап втянули на судно, теперь между бортом и набережной не меньше двух аршин, посторонний не проберется. Капитан объявил, что отплытие утром.
После обеда, когда покинули капитанскую каюту, боцман пробурчал:
– Жофруа, как всегда, даже дня отдыха не дал! В хорошую харчевню сходить, попьянствовать с приятелями, со шлюхой в борделе переспать. Всё деньги, деньги.
– Не нравится – спишись на берег, – ответил Матвей.
– Зачем мне деньги, если их некуда спустить? – пробурчал боцман.
Для Матвея удивительно. В мире столько интересного – книги, картины, занятные вещицы в музеях, а Роберу только низменные страсти нужны. Боцмана звали Робером, что означало «яркий». Из яркого была только красная косынка на шее боцмана. Да и выглядел он скорее пиратом. Пусть так, Матвей не собирался проводить на судне длительное время. Сделает рейс, получит деньги, поглазеет на парижские достопримечательности и домой. Наверное, там уже обеспокоились его отсутствием, в первую очередь родители, да и Пель хватился, как бы замену не нашел. Однако Матвею, как и каждому молодому человеку, хотелось новых впечатлений, мир посмотреть. Когда женится, обзаведется семьей, детьми, уже не получится.
Утром он проснулся от громких команд, бортовой качки. Посмотрел в иллюминатор. Ой! Судно уже поперек Сены, разворачивается, расправив косой парус на бушприте. По палубе громко топочут моряки. Рано встали, солнце только взошло, еще низко стоит над горизонтом. По ощущениям – часа четыре. В аптеке часы были у Пеля в маленьком кармане жилета да в зале – напольные, с латунной гирей, отбивавшие каждый час мелодичным перезвоном. Но у Матвея часов не было – дорого. Хотя мечта была купить. Впрочем, в Париже Матвей часов не видел ни у кого, только на башне у ратуши.
Умыв лицо, поднялся на палубу. Судно уже развернулось и ходко шло по течению вниз, к устью реки, где она впадала в море. Капитан сам стоял за штурвалом на корме. Судно большое, морское, на реке ему тесно. Назывался данный тип гукор – двухмачтовое торговое судно с широким носом и округлой кормой.
Ниже Парижа по течению русло Сены извилисто. Капитан передал штурвал рулевому, но сам стоял рядом. Под одним парусом на фок-мачте судно делало узла три. На глазок Матвей скорость определить не мог, тем более в привычных единицах, боцман подсказал. До Гавра, который стоял в нижнем течении Сены, почти у впадения реки в пролив Ла-Манш, шли неделю. Первые дни Матвей стоял на палубе, обозревал окрестности. Поля очень маленькие, но ухоженные.