Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

Хрусталев Владимир Михайлович

На следующий день еще одна запись М. Палеолога:

«Сегодня у меня обедала княгиня П. (вероятно, княгиня О.В. Палей. – В.Х.). Присутствовали еще итальянский посол, маркиз Карлотти, и еще человек двадцать, в том числе ген. Н. Врангель, адъютант великого князя Михаила.

Главная тема обеденных разговоров – открытие думской сессии. Княгиня П. очень одобряет посещение Государем Думы.

– Я вас не удивляю, – замечает она, – если скажу, что этот либеральный жест не пришелся по вкусу императрице, которая все еще от него не пришла в себя.

– А Распутин?

– “Божий человек” очень недоволен и предрекает всякие беды.

– Ген. Врангель, человек тонкого ума и скептик, придает царскому

посещению небольшое значение. Он говорит:

– Поверьте мне, самодержавие всегда останется для Его Величества непреложным догматом». (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М.,1991. С. 61.)

Император Николай II, прибыв в Могилев, принялся за текущие срочные дела:

«11-го февраля. Четверг

Спал долго и до чая погулял на станции Езернище. Читал и еще гулял в Витебске и Орше. День был солнечный. Прибыл в 4 ч. в Могилев и был встречен, кроме обычных лиц, всеми главнокомандующими и их начальниками штабов. Тотчас по приезде в дом принял Алексеева и в 6 ч. пошел в штаб, где состоялось военное совещание до 8 час. Обедали все участники его и иностранцы. В 9 1/2 [ч.] заседание возобновилось и окончилось в 12 1/2 час.» [151]

Жандармский генерал-майор А.И. Спиридович делился воспоминаниями: «11 февраля в 4 часа дня Государь приехал в Могилев. На платформе кроме генерала Алексеева и иных лиц, обычно встречавших императора, были вызванные на совещание главнокомандующие фронтами Куропаткин, Эверт и Иванов с их начальниками штабов, а также военный министр Поливанов. Государь поздоровался с встречавшимися, принял доклад от Алексеева и в 6 часов был уже на военном совете. Обсуждался вопрос о ближайших действиях всех фронтов.

151

Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 572.

7 февраля немцы начали атаковать французскую крепость Верден. Надо было вновь помогать нашей союзнице. Но нам никто не помогал, когда на нас наступали. Военный совет продолжался два дня, после чего главнокомандующие разъехались. Говорили, что предстоит наступление для отвлечения сил противника с Западного фронта». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 274.)

По сведениям штабс-капитана Царской Ставки М.К. Лемке: «Царь вернулся в Могилев в 5 ч. 30 м.; совещание началось в 6 ч. Участвовали: царь, начальник штаба, Пустовойтенко, четверо главнокомандующих, три начальника их штабов, военный министр, начальник морского штаба Русин и Шуваев; секретарствовал полковник Щепетов. Вечером Шуваева не было, поэтому говорили, что “на совещании осталось 13, и среди них Иудович” (Иванов). Прервали совещание в 8, и все, кроме Щепетова, пошли обедать к царю. Потом заседание в 9 ч. 30 мин. и сидели до 12 ч. 40 мин. ночи. Все кончили. Заседание происходило в большой комнате оперативного отделения. Царь сидел все время, много говорил, расспрашивал и вообще вел совещание с большим внешним вниканием в дело». (Лемке М.К. 250 дней в Царской Ставке 1916. Минск, 2003. С. 268.)

12 февраля 1916 г. великий князь Александр Михайлович предоставил императору Николаю II обоснование необходимости выделения авиации в самостоятельный род войск, в котором значилось: «В настоящее время число офицеров, военных летчиков и летчиков-наблюдателей постепенно возрастает, причем в одних только авиационных отрядах, не считая находящихся в авиационных ротах на заводах – в качестве наблюдающих, приемных комиссиях и т.п., оно к концу текущего года превысит 1000 человек, в числе которых имеются и штаб-офицеры.

Между тем условия прохождения службы офицерами в авиационных частях до сих пор не установлены. Хотя офицеры эти и несут в некоторых случаях ответственные обязанности в качестве даже начальников отдельных частей (командиры рот, дивизионов, начальники отрядов и т.д.)

и пользуются при этом соответствующими правами, но в то же время те из них, которые перешли в авиацию из пехоты, кавалерии и артиллерии, продолжают числиться в своих частях, не имея права на перевод в авиационные роты.

Ярким примером ненормальности условий службы офицеров в авиации может служить командир 2-й авиационной роты, который, будучи до войны и во время ее начальником отряда и состоя в военной авиации с первых дней ее, все же числится до сих пор капитаном 121 Пензенского полка, не имея поэтому права на утверждение в занимаемой должности, хотя и занимает ее с отличием уже в течение целого года.

В интересах дела представляется крайне необходимым урегулировать это ненормальное положение. Война показала, что авиация как по специальным условиям своей службы, так и по весьма важному и серьезному значению ее в армии уже теперь нуждается в выделении ее в особый род войск.

Установление особой категории авиационных войск, – подобно железнодорожным войскам, явилось бы актом справедливости для тех офицеров, которые, перейдя из пехоты, кавалерии и артиллерии в авиацию и посвятив ей всецело свои силы, лишены возможности дальнейшего в ней движения. Кроме того, установление особых авиационных войск способствовало бы сплочению офицерского состава и развитию в нем чувства товарищества и принадлежности к одной общей семье, что является особенно важным в авиации, вследствие специальных условий ее службы.

Вопрос о выделении авиационных войск в особую категорию не получил до сих пор окончательного разрешения ввиду осложнений при применении его для офицеров гвардейских частей. Между тем и этот вопрос, казалось бы, можно урегулировать присвоением авиационному отряду Гвардейского корпуса прав гвардейской службы и зачислением в него офицеров Гвардии, служащих в авиации.

В соответствии с авиационными войсками полагалось выделить в особую категорию и воздухоплавательные войска.

Генерал-адъютант Александр Михайлович.

12 февраля 1916 года». (РГВИА. Ф. 493. Оп. 2. Д. 14. Л. 74–75.)

По свидетельству жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича: «13 февраля(правильно 12 февраля. – В.Х.) великий князь Александр Михайлович делал доклад Государю по авиации. Он был создателем нашей авиации до войны. Во время войны авиационная часть хромала. Дело было новое, и на этой почве у великого князя шел принципиальный спор с представителями Генерального штаба Ставки. Так, кажется, до конца войны они ни о чем и не договорились. Одни авиационные части подчинялись великому князю, другие – Ставке». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 275.)

Интриги, соперничество и ведомственные трения продолжались и позднее, о чем можно судить по дневниковым записям штабс-капитана Царской Ставки М.К. Лемке: «Удалось узнать много интересного относительно нашего воздухоплавания. Мой собеседник – очень хорошо подготовленный офицер – не мог говорить без крайнего волнения обо всем, что у нас происходит в этой области. Наша авиация еще и теперь в младенческом состоянии. Мало кто видит ее, и еще меньше тех, кто получает от нее действительную пользу. Все дело до войны было поставлено неправильно в самом корне. Это была спортивная организация, совершенно не изучавшая военную разведку, мало того – считавшая ее неважной и потому не нужной. Управление аппаратом и рекорды высоты и длины – вот и все. Соответственно с этим подбирались, конечно, и летчики. Это были спортсмены, искатели приключений или новых неизведанных ощущений, часто аферисты карьеры. Состав офицеров самый разношерстный, очень малокультурный, часто – выгнанные из полков. Генеральный штаб совершенно не обращал на авиацию никакого внимания и нисколько не заботился об использовании ее в практическом отношении; и понятно, что когда началась война, ровно никто не знал, что с ней делать. Никакой выучки, никакой программы. Учились, конечно, у немцев, но так, что и до сих пор ничему не выучились.