Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции
Шрифт:
«Если мы теперь, — перешел Бухарин к разбору каждого из названных событий, — сравним эту позицию о тем, что мы имеем у товарищей из оппозиции, то сразу увидим, в чем заключается отличие.
Тов. Зиновьев, например, в своем докладе от 21 мая в связи с английскими событиями касался этого (стабилизации — Ю. Ж. ) вопроса... В одном и том же докладе... развивал два мнения, из которых каждое противоречит другому. Это есть выражение путаницы, которая существует в голове тов. Зиновьева». И лишь мимоходом Бухарин попытался обосновать столь «порочный» взгляд оппозиционера. Мол, он вместе с Троцким на заседании ПБ «не соглашался в оценке положения
«Вот вам, — продолжал Бухарин критиковать оппозиционеров, — оценка положения в Польше. В своем докладе от 23 апреля 1926 года тов. Зиновьев говорил: “Похоже, что мы недооцениваем положение в Польше. У меня складывается впечатление, что мы идем навстречу ситуации, которая сложилась в Германии в 1923 году. Положение, правда, не следует переоценивать, но недооценивать также не годится”. Вот проходит несколько дней (три недели — Ю. Ж. ), и тов. Зиновьев, анализируя положение в Польше, говорит в своей речи 14 мая 1926 года: “Пилсудский будет иметь в своем распоряжении пару лет. Он будет иметь серьезную поддержку со стороны нынешней Англии”. В продолжении нескольких дней так радикально изменилась его позиция!».
Перейдя к третьей проблеме — связанной с Китаем, Бухарин повел себя не менее предвзято, не обращая ни малейшего внимания на логику. «Когда, — развивал он собственную систему доказательств, — налицо есть частичное поражение, то товарищи из оппозиции хотели сделать по этой линии целый ряд уступок, которые абсолютно не вызывались положением вещей, чисто правых уступок... Нам (членам ПБ — Ю. Ж. ) было сделано предложение сначала тов. Троцким, а потом тов. Зиновьевым о том, что коммунистическая партия (Китая — Ю. Ж. ) должна порвать с Гоминьданом, должна выйти из Гоминьдана, и по этому поводу существует определенное решение Политбюро».
«Мы в этом Гоминьдане, — откровенно искажая реальность, пояснил Бухарин, — играем руководящую роль. Мы в этом Гоминьдане осуществляем гегемонию нашей партии во всем национально-революционном движении»491.
А в заключение Бухарин, как и было принято, предложил проект резолюции ПБ, проникнутый все той же тенденциозностью, грубейшим искажением фактов. В трех пунктах из четырех осуждавший оппозиционеров:
«1. Работу ПБ и делегации ВКП(б) в Коммунистическом интернационале одобрить. Пленум ЦК... 2... отмечает, что оппозиция (Зиновьев, Троцкий) большинству ПБ, требовавшая взрыва Англо-русского комитета, стояла на совершенно неправильной, по существу дела отзовистской, антиленинской платформе...
3. ... В китайском вопросе констатирует явно оппортунистические и, отчасти, прямо капитулянтские предложения оппозиции (Зиновьев, Троцкий) в этой области... выход из Гоминьдана означает, ЦК полагает, что такая позиция имела бы смысл лишь при полной ликвидации национально-революционного движения в Китае.
4. Вполне поддерживая суровую критику оппортунистических ошибок польского ЦК, пленум отмечает специально колебания т. Зиновьева, переходившего от защиты ошибочной линии поляков к чрезмерным оргвыводам»492.
Превосходно понимая, что конфронтация окончательно вышла за допустимые пределы, Зиновьев все же решил не сдаваться. Осознал наконец, что допустил ошибку, ставшую роковой, не приняв бой на 14-м партсъезде. Осознал и иное. Что безрезультатными стали все попытки достигнуть примирения на вершине партийного Олимпа, не допустить раскола ВКП. Попытки, сделанные даже накануне
Теперь у Зиновьева остался последний шанс на то, чтобы его все же услышали члены ЦК и ЦКК, а вместе с ними и партия. Вот почему он поспешил первым принять участие в прениях по докладу Бухарина. Не столько просто выступить, сколько сделать своеобразный содоклад — речь его продолжалась почти полтора часа. Большую же ее часть он посвятил одной из трех проблем, названных Сталиным — в письме, и Бухариным — в докладе. Ведь только она одна была напрямую связана с политикой ИККИ.
«Английские события, — сразу же подчеркнул Зиновьев, — и те вопросы, которые выдвинуты ими, не были, и не могли быть, конечно, предусмотрены ни парт-съездом, ни решениями наших пленумов... Вот почему я считаю, что ничего удивительного нет, если по этому вопросу вышли серьезные разговоры в Политбюро. И в этом факте, взятом самим по себе, никакой беды еще нет. Беда заключается в том, что разногласия, возникшие в Политбюро, т. Бухарин и ряд других товарищей немедленно попытались перенести в печать и на широкие собрания в форме, в высшей степени резкой и обостряющей споры, излагая позицию меньшинства в Политбюро, мягко выражаясь, крайне тенденциозно...
Бухарин, например, говорил, что мы с Троцким предлагаем ревизию тактики единого фронта. Это заявление было сознательным искажением действительности...
В совершенно своеобразной обстановке мы должны решить трудные вопросы. В Политбюро происходит разделение голосов по этому вопросу. А через несколько дней уже говорят об ультралевых выпадах против английской партии, о “бешеных лошадях”, о ревизии тактики единого фронта. И после этого приходят и заявляют: как нехорошо ведут себя в Политбюро Зиновьев и Троцкий...
Англия — вот центральный вопрос для нас. Большинство Политбюро в отсутствие т. Сталина — надо это сказать прямо, несколько блуждали ощупью. И только с приездом т. Сталина, наиболее авторитетного представителя большинства, мы получили полностью теорию большинства. Она сводилась к следующему. Т. Сталин говорил: Троцкий и Зиновьев виноваты в том, что хотят “перескочить через нынешнюю ступень английского рабочего движения Они не понимают того, что то, что имеем сейчас, — это есть ступенька, которая исторически дана. Они не понимают того, что вожди не сваливаются с неба, они не понимают того, что для того, чтобы руководить таким массовым движением, надо приспособиться к нему”. Это, говорил он, “идеализм, романтизм, бойкотизм, отзовизм и прочее”. Я воспроизвожу здесь не по стенограмме — ее не было, но это — суть речи т. Сталина.
И сегодня здесь т. Бухарин в значительной мере в той части речи, где он анализировал, а не давал крошки, рассыпающиеся в руках, говорил то же самое. Так вот, товарищи, этот основной вопрос и надо нам разобрать. Действительно ли это большевистская постановка вопроса, которая исторически дана...
Злостным искажением истины является утверждение, будто мы считаем, что уже завтра в Вестминстерском дворце будет заседать английский совет рабочих депутатов или что в Англии создалась уже непосредственно революционная ситуация. Конечно, ни о чем подобном не может быть сейчас и речи. Но английская забастовка имеет всемирно-историческое значение, что она гораздо больше подчеркнула вторую из перспектив, то есть возможность более быстрого революционного развития, выставленную Коминтерном, это абсолютно верно...