Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции
Шрифт:
И Зиновьев обратился к руководителям съезда с предложением. До принятия резолюции по докладу Дана дать делегатам «точный политико-научный определенный ответ, что вы подразумеваете под аннексиями и контрибуциями, что вы подразумеваете под “миром без аннексий”... Просто возвращаетесь к старому или что другое? Требуете ли вы освобождения всех колоний, угнетенных, например, английскими капиталистами?..
Если вы не так толкуете, чтобы просто вернуться к старому разбитому корыту (т. е. к статус-кво — Ю. Ж. ), тогда вы становитесь сами теми “утопистами”, которыми объявляете нас. Тогда знайте, что эту программу нельзя осуществить иначе, как путем социальной революции».
Ну а вывод
«В результате трехлетней кровавой бойни, — заявил он, — о чем мечтают лучшие люди в разных странах? Они мечтают о возврате к старому положению. Это и есть самый красноречивый обвинительный акт против капиталистов всех стран». Напомнил заодно о манифесте Базельского конгресса Интернационала, который для всех социалистов, в том числе и присутствовавших в зале меньшевиков и эсеров, должен был служить путеводной звездой. «Во-первых, — говорил Зиновьев, — долг всех социалистов стараться добиться возможно скорее закончить войну. Во-вторых, использовать весь кризис, созданный войной, для того чтобы низвергнуть весь капиталистический строй, то есть добиться социализма»38.
Напрасно. Перед Зиновьевым сидели люди, не желавшие его слышать. Вернее, слышать такие слова. Противоречащие их политической позиции. Конечно же, социал-шовинисты, социал-оборонцы — большинство съезда, забыв о марксизме, забыв о том, что означает быть социалистом, отвергли то, к чему их призывал Григорий Евсеевич.
4.
В последний раз Зиновьев поднялся на трибуну Всероссийского съезда Советов для большого выступления 2 июля (19 июня). Тогда, когда началось обсуждение того, что привело к самому серьезному политическому кризису.
Утром того дня Церетели уведомил делегатов о двух действительно важных событиях. С пафосом сообщил о начале наступления Юго-Западного фронта, которым командовал генерал-лейтенант А. Е. Гутор, открывшем, по словам оратора, «новую страницу в истории великой русской революции». Наконец-то, восхищался он, показана несомненная солидарность с действиями союзников. (Церетели не мог даже представить, что всего через две недели наступление захлебнется и перейдет в отступление более чем на 100 км от первоначальных позиций, приведет к потерям, превысившим 150 тысяч человек. ) И с резким осуждением сообщил о происшедшем накануне ночью на даче Дурново.
... Дача Дурново строилась в конце XVIII века как загородный дворец, но в начале XX века оказалась на фабричной окраине столицы, окруженная заводами «Промет», «Розенкранц» и «Феникс». Принадлежала П. Н. Дурново, министру внутренних дел в кабинете С. Ю. Витте, а затем члену Государственного совета. В марте 1917 года была национализирована и занята профсоюзами, организациями анархистов-коммунистов и эсеров-максималистов.
Временное правительство 20 июня потребовало освободить здание, как занятое незаконно. В ответ анархисты вывели на улицы рабочих окрестных заводов. Большевик — агитатор Выборгского района столицы, М. И. Лацис записал: «Это — демонстрация протеста против выселения анархистов и рабочих... Но ясно чувствовалось, что это не основная причина, что это только лишний случай, снова возбуждающий растущее недоверие масс против нового режима буржуазии»39.
Настроение рабочих оказалось столь решительным, что ЦК, Петроградский комитет большевиков, представители райкомов, общегородского фабрично-заводского комитета, профсоюзов, воинских частей вынуждены были 21 (18) июня провести срочное совещание, высказавшееся «за неизбежность демонстрации и за необходимость направить движение в русло мирной и организованной манифестации против контрреволюции»40.
На следующий день Съезд Советов призвал рабочих не выходить на демонстрацию и запретил на три дня все такого рода мероприятия. Предложившие именно такое решение Дан и Церетели наверняка вспомнили выступление Ленина о готовности его партии взять власть в свои руки. И назвали призыв большевиков выйти на улицы Петрограда «заговором с целью захвата власти».
24 (11) июня на экстренном заседании Петроградского комитета Ленин сообщил, что накануне ЦК в силу сложившихся обстоятельств отменил намеченную демонстрацию. А выступивший вслед за ним Зиновьев рассказал о том, что же происходило на том самом заседании.
«Около 8 часов вечера в пятницу собрались сюда (в особняк Кшесинской — Ю. Ж. ) несколько членов ЦК, ПК и военной организации. Мы уже тогда знали, что съезд протестует против нашей демонстрации. Я голосовал за демонстрацию. Вернувшись во фракцию, мы застали там уже вполне определившуюся картину положения. Вся наша фракция была единогласно против демонстрации. Я сдался последним. Нам дали один час для решения. Мы бросились сюда, думая застать здесь перманентное дежурство членов ЦК, но ошиблись и должны были решить вопрос самостоятельно. Нас было пять человек. Из них трое высказались за отмену, двое воздержались от голосования.
Если бы даже не случилось того, что было вчера, то и тогда мы не проиграли тем, что отменили нашу демонстрацию. Вчера за нас демонстрировал Чхеидзе. Это была лучшая демонстрация. Мы боялись, что отменой демонстрации
подорвем свой авторитет. Они сами рассказывали, какой отпор, например, получил Чхеидзе в Пулеметном полку. Можно быть уверенным, что наша организация будет расти. Речь Церетели историческая. Дан внес своей резолюцией дух фракционной склоки, заимствованной из “Рабочей газеты” (орган меньшевиков — Ю. Ж. ), его резолюция фракционна. Церетели явился из других сфер и принес с собой программу капиталистов. Своей речью Церетели рвет со всем своим прошлым. Какой может быть вывод из его речи? В лучшем случае он закроет “Правду”, арестует всех нас. Но он хочет разоружать, расформировывать полки, может быть, он пошлет их на фронт — но ведь это значит попасть из огня да в полымя, рассеивать революционный огонь по всей России.
Как отличить при обезоруживании рабочего социалиста-революционера или меньшевика от рабочего-большевика? Расформирование и обезоруживание надо провести по всей России. Сегодня мы стоим перед совершенно новой обстановкой. Когда в четверг (21 июня — Ю. Ж. ) мы в количестве 150 человек рассуждали о “мирной демонстрации”, мы не думали, что наша демонстрация будет так чревата событиями. Если вы думали, что демонстрацию не надо было отменять, то вы убедитесь в этом разыгравшимися событиями. Вчера мы (шли) ощупью, сегодня положение ясно. Сегодня всякий поймет, из-за чего идет борьба, которая вовлечет в свои ряды не только одних большевиков.
Отменой нашей демонстрации мы надломили коалиционное министерство. Церетели сказал: “У тех людей, которые не умеют держать в своих руках оружие, надо это оружие отнять”. Возможно, что ему придется отречься от своих слов, но возможно и то, что это дело решенное. Нам надо быть готовыми к худшему. Надо к этому подготовить заводы, надо призывать к спокойствию. Мы, фракция, оставляем заявление съезду, где говорим, что не участвуем в тех заседаниях, где изыскивают способы, как объявить нас врагами революции. Первый выстрел из наших рядов будет играть на их пользу. Наша задача — не дать им повода к “провокационным шагам”. Все честное в русской революции на нашей стороне. Отношение многих провинциалов к речи Церетели таково: “Он объявляет гражданскую войну”. Если петербургский комитет хочет вынести порицание Центральному комитету, то это, конечно, его право, но если бы вы все были с нами там, на съезде (Советов — Ю. Ж. ), то вы голосовали бы вместе с ЦК».