Гризли
Шрифт:
– Пошел… – начала девка, но я перебил. Достала.
– Да ты внимательно глянь, мужик, – вложил я в свой тон все возможное пренебрежение и максимальную угрозу, – такая для твоих целей не годится, хозяйство по лобок оттяпает, а если и отсосет, то ты будешь этот минет до конца жизни в кошмарах вспоминать. Слушай сюда, погремушка! Барахло свое собираешь, документы готовишь, и завтра же едем все на меня оформлять. Заплачу, сколько скажешь, и чтобы я тебя тут больше никогда не видел. Усекла?
Здоровенные мужики чуть не делали под себя, когда я говорил с ними так, но на лице крашеного мелкого чудовища не
– Это МОЙ дом, и хрен ты его получишь, – произнесла она и, спокойно развернувшись, пошла к крыльцу, развратно покачивая бедрами.
– Посмотрим! – рявкнул я ей вслед.
– Ага, давай. Очки купи еще для зрения, чай не юноша уже, – фыркнула гадина через плечо. – И кстати, если бы я снизошла до того, чтобы отсосать тебе, ты бы кончал без рук до конца жизни, только вспомнив. Но этому никогда не бывать, так что пойди и удавись с горя!
Поднявшись по ступенькам, она шарахнула дверью, ставя точку.
– Я ее трахну, – прохрипел рядом Андрюха, вытирая пот со лба. – Хоть как, но трахну.
– Свали, а то вломлю! – вызверился я на него и помчался к машине за котом и хавкой.
Глава 3
Неделю я прожила в бабкиной хате вполне себе спокойно и даже начала находить плюсы в самостоятельном существовании. Внутри все оказалось не так уныло, как снаружи. Мебель, само собой, не новомодная, но и не хлам. Бомжатней заброшенной не пахло, правда, слой пыли изрядный имелся. Порядки самостоятельно наводить я была по жизни не приучена, но и дышать этой дрянью как-то не в кайф. Поэтому я нашла гениальное в своей простоте решение. Позвонила Длинному и пригласила на, мать его, новоселье, намекнув прихватить кого-нибудь похозяйственнее из млеющих по нему поклонниц. У него их по новой на каждый день недели и месяца, особенно среди первокурсниц наивных. Он у нас коллекционер в прямом смысле этого слова. И скотина, конечно, та еще и не особенно шифруется. Умная девка с ним не свяжется, я не в счет, у нас свои давние отношения, в мире именующиеся «дружба с привилегиями». А тех дурочек, что, зная о его репутации, тем не менее под него ложились, питая надежды на что-то серьезное, мне никогда жаль не было. И даже если не знали, все равно глаза должны быть не на жопе, и уши с мозгами на своем месте. Он же никогда и не пытался скрывать пренебрежительно-циничного подтекста, когда уламывал очередную. Откровенно пользовался громкой фамилией, не жмотился, угощал, пыль в глаза пускал. Всем и всегда говорил одни и те же затасканные комплименты, причем таким тоном, что мне иногда ржать в голос хотелось. Таким скучающе-ленивым, будто за каждым словом стояло «ну давай уже или место освободи – желающих хватает». Короче, козлище эпичный, но они все же под него сами лезли. И так тупо потом глазами лупали, когда он их выпроваживал, переключаясь на следующую цель. Эти его «прелесть моя», «цветочек» и «котеночек»… фу-у-у, отстой галимый!
– Блин, я еле нашел это захолустье! – вывалился Длинный из своей тачки, осматриваясь во дворе. – Плутал черт-те сколько. От центра далековато, конечно.
– Еще не в курсе, – ответила
Я еще не покидала двор, отложив ориентировку на местности на потом.
– А как же! И пивас, и дунуть, и пожрать. И все эти хозяйственные прибамбасы. Мне вон Наташа с этим помогла.
– Я Надя, – краснея щеками, поправила девушка, и у меня во рту стало кисло.
Бля, парень заставил тебя бегать по магазину, выбирая всякую бытовую фигню, привез черт-те куда, собирается использовать как дармовую рабсилу, потом еще и поиметь, но не сподобился даже имени запомнить. Я бы рожу ему этой сраной складной шваброй за такое разбила и, уходя, в задницу ее затолкала, а эта стоит, краснеет, глазками пусто-голубыми хлопает, вся из себя «чем тебе угодить». Вот где их таких делают, да еще и массово?
– Сука ты, – шепнула другу. – Когда уже изменишься?
– А чего мне меняться, пока таких вон стада вокруг пасутся, – тихо ответил он с циничной ухмылкой и продолжил громко: – Ну чё стоим, други мои? Выгружаемся и вперед – веселиться.
Мы живо перетаскали в дом все покупки, забили недавно включенный мною холодильник, и я повела их показывать «апартаменты». Хоромы бабки состояли из светлой кухни с большим количеством окон, гостиной квадратов на двадцать и спальни с кроватью полуторкой. Опять же санузел, совмещенный, но приличный. Правда, водогрей был тут газовый, и как к нему подступиться, я еще не поняла. Вот когда плиту зажигала, пыхнуло так, что сердце в горло скакнуло. В отцовской квартире-то все было на электричестве.
– Цветы жалко, – пискнула где-то за нашими спинами Надя, и я, оглянувшись, действительно только сейчас заметила множество горшков по подоконникам с засохшими безнадежно растениями.
– Да хрен с ними, в любом случае я понятия не имею, что с ними делать, – отмахнулась я. – Выкинем – и вся недолга.
– Ну, в принципе, не так все и катастрофично, – вздохнул друг, обводя все критичным взглядом. – Не фонтан, но пожить можно, пока твой пахан не остынет. Считай, ты типа в походе.
– Не остынет. Уже никогда, похоже. Я тут застряла.
– Вы шутите? – удивленно спросила гостья. – Тут здорово. Вон потолки какие высокие, и окна большие. Нужно все отмыть, и красота будет.
У меня аж язык зачесался ляпнуть какую-нибудь гадость этой восторженной дурочке, но я его прикусила. Обидится еще, а мне самой все тут мыть не улыбалось ни разу. Само собой, если выросла в избе в Мухосранске, то и здесь тебе хоромы.
– Ну вот и приступай, мы подключимся попозже, – подмигнул ей Антоха. Брехло. Он отродясь небось мокрой тряпки в руках не держал, как и я, собственно. – Пошли перекурим, что ли?
– А двор вроде не запущенный, – сказал он на крыльце, прикуривая. – Гамак вон даже, да и трава не по пояс. Бабка-то давно того?
– Год вроде, – пожала я плечами, глубоко затягиваясь и присаживаясь на ступеньку.
– Вроде… Совсем не общались, что ли?
– Ты же все обо мне знаешь. Слыхал хоть что-то о бабке? Они с мамой вроде как погавкались сильно, еще года три мне было. Вот и не общались больше.
– Сильно, однако. А с отцом что?
– Он мне не отец, выходит, – сглотнув горечь и скрипнув зубами, досмалила сигу до фильтра в два затяга.