Гробница тирана
Шрифт:
– Нет. Это важно.
– Ладно. – Лавиния почесала брови, которые, как и волосы, были у нее выкрашены в розовый. – Тогда, наверное, держись сзади. Прикрывай нам спину. Эта дверь не запирается, так что…
В этот самый момент с противоположного берега донесся вой, он был громче прежнего и звучал так яростно, будто гуль нашел прах и пернатый подгузник своего павшего товарища.
– Пошли! – скомандовала Лавиния.
Может, первое впечатление от нашей подруги с розовыми волосами и было обманчивым. Слишком уверенно она командовала для робкого малыша-жирафа.
Мы по одному спустились в коридор. Я взял гроб сзади, а Дон – спереди.
В затхлом воздухе распространился аромат жвачки, и теперь вокруг пахло заплесневелой сладкой ватой. Каждый раз, когда Лавиния или Мэг лопали пузырь, я вздрагивал. Пальцы скоро заболели от тяжести гроба.
– Далеко еще? – спросил я.
– Мы только вошли в туннель, – сказала Лавиния.
– То есть… уже недалеко?
– Где-то с четверть мили.
Я попытался закряхтеть, чтобы показать, какой я мужественный и выносливый. Но вышло только хныканье.
– Ребята, – раздался позади меня голос Мэг, – нам нужно идти быстрее.
– Ты что-то заметила? – спросил Дон.
– Пока нет, – ответила Мэг. – Просто предчувствие.
Предчувствия. Терпеть их не могу.
Дорогу нам освещало только оружие. Золотые детали манубаллисты, висящей у Лавинии на спине, слабо светились, отчего вокруг ее розовой головы образовался едва заметный нимб. В сиянии сабель Мэг мы отбрасывали длинные тени на обе стены, и казалось, будто мы движемся в толпе призраков. Каждый раз, когда Дон оглядывался, радужные стекла его очков мерцали в сумраке как бензиновые пятна на воде.
Гроб оттягивал мне руки, и они жутко болели, но у Дона, похоже, с этим было все в порядке. Я же твердо решил, что не стану молить о пощаде раньше фавна.
Коридор стал шире и больше не шел под уклон. Я посчитал это добрым знаком, но ни Мэг, ни Лавиния не предложили мне свою помощь.
Наконец я понял, что больше мои руки не выдержат:
– Стойте.
Мы с Доном поставили гроб Джейсона на пол как раз вовремя: еще секунда – и я бы его уронил. На пальцах у меня остались глубокие красные следы. На ладонях вздувались волдыри. Я чувствовал себя так, будто только что отыграл девятичасовой музыкальный поединок на джаз-гитарах с Патом Мэтини [9] на железной гитаре «Fender Stratocaster» весом шестьсот фунтов.
9
Пат Мэтини – американский гитарист и композитор.
– Ой, – вздохнул я: ведь когда-то я был богом поэзии и обладал невероятным талантом к описаниям.
– Долго отдыхать нельзя, – предупредила Лавиния. – Моя смена уже закончилась. Напарница наверняка меня заждалась.
Я чуть не рассмеялся. Я и забыл, что помимо всех проблем нужно думать о том, как бы никто не узнал о прогулах Лавинии.
– Твоя напарница тебя заложит?
Лавиния посмотрела в темноту:
– Только в крайнем случае. Она мой центурион, но она классная.
– Центурион разрешила тебе сбежать?! – спросил я.
– Не совсем. – Лавиния взялась за кулон в виде Звезды Давида. – Просто закрыла на это глаза. Она понимает, каково это.
– Каково это – влюбиться? – хихикнул Дон.
– Нет! – воскликнула Лавиния. – Каково это – стоять на посту пять часов кряду. Брр. Я просто не могу! Особенно после всего, что недавно произошло.
Я заметил, как Лавиния теребит кулон, бешено жует жвачку, как дрожат ее длинные ноги. У большинства полубогов есть синдром дефицита внимания и гиперактивности. Так заложено природой: они должны быть в постоянном движении, выдерживать одну битву за другой. Но для Лавинии в диагнозе СДВГ особенной явной была буква «Г», отвечающая за гиперактивность.
– Говоря о том, что недавно произошло, ты… – начал я, но тут Дон напрягся. Нос и бородка у него зашевелились.
Я провел достаточно времени с Гроувером Ундервудом в Лабиринте и понимал, что это значит.
– Что ты почуял? – требовательно спросил я.
– Не уверен… – Он принюхался. – Но оно близко. И воняет.
– Ой. – Я залился краской. – Я утром был в душе, но стоит напрячься – и это смертное тело потеет…
– Дело не в этом. Слушайте!
Мэг повернулась туда, откуда мы пришли. Она занесла мечи и застыла в ожидании. Лавиния сняла со спины манубаллисту и вглядывалась в темный туннель впереди.
Наконец за громкими ударами своего сердца я сумел различить лязг металла и гулкие шаги. Кто-то бежал к нам.
– Они близко, – сказала Мэг.
– Нет, стой, – перебила ее Лавиния. – Это она!
Интуиция подсказывала мне, что Мэг и Лавиния говорили о разном, и я сомневался, что какой-то из этих вариантов мне понравится.
– Кто «она»? – спросил я.
– Где они? – пискнул Дон.
Лавиния подняла руку и крикнула:
– Я здесь!
– Тссс! – шикнула Мэг, все еще глядя назад. – Лавиния, ты что творишь?!
Тут сияние нашего оружия осветило девушку, появившуюся со стороны Лагеря Юпитера.
На вид ей было примерно столько же, сколько Лавинии – лет четырнадцать или пятнадцать. Смуглая. С глазами янтарного цвета. На плечи ниспадали каштановые кудри. Поверх джинсов и фиолетовой футболки мерцали поножи и нагрудник легионера. К ее нагруднику была прикреплена эмблема центуриона, а на боку у девушки висела спата – меч, бывший в ходу у конницы. Ах. Да… я вспомнил: она была среди полубогов на Арго II.
– Хейзел Левеск, – сказал я. – Слава богам.
Хейзел остановилась, явно не понимая, кто я такой, откуда ее знаю и почему улыбаюсь как дурак. Она взглянула на Дона, затем на Мэг и на гроб:
– Лавиния, что происходит?
– Ребята, – прервала ее Мэг. – У нас гости.
И она имела в виду не Хейзел. Позади нас, на границе тьмы и света, излучаемого скимитарами Мэг, двигалась темная фигура. Ее иссиня-черная кожа блестела, а с зубов капала слюна. Потом из сумрака показался второй гуль, как две капли воды похожий на первого.