Гробница вервольфа (Принцесса-чудовище)
Шрифт:
– Кто здесь? – глухо выкрикнула Марго.
Из-за лестницы вынырнул фон Бэр. По мере того как барон приближался, она отступала, желая остаться на недосягаемом для него расстоянии.
– Вы?! Вы подглядывали за мной?
– Любовался. Вы очаровательны.
Комплимент вызвал у нее оскомину пополам с негодованием. А барон прошел к буфету, достал графин с темной наливкой и плюхнулся в кресло. Уставился на испуганную женщину с лукавым прищуром – мол, как я вас, а?
– Нехорошо, сударь, подглядывать. Стыдно.
– Ой, – покривился барон, наливая в рюмку наливку. –
– Я по ночам не пью.
Марго передумала уходить, ведь поведение барона указывало, что он будет болтлив. И точно: начав говорить, он как будто не мог остановиться.
– А я пью-с. И по ночам, и днем, когда сестра не видела. Ух, как она лютовала! Скажу по совести, сестра нас всех ненавидела, будто мы виноваты, что она погребла себя в этих стенах.
– Почему же она вас ненавидела?
– Черт ее знает! Дочь называла исчадьем ада и истеричкой, но так, вскользь или походя. Меня звала болваном, племянника – дураком.
– А де ла Гра?
– Его ценила. Он обходителен, уважителен, услужлив. И вкрадчив! Не люблю вкрадчивых. Лгуны-с. Она давала ему деньги на опыты, и магистр медицины…
– Он профессор, – поправила Марго.
– Какая разница? Здесь как ни назови, от того ни холодно ни жарко. Наш профессор возомнил себя светилом, копошится в лаборатории сутками, да только без толку. А сестрица моя богата до чертиков, от мужа перепало ей огромнейшее состояние. Но она из тех, кто не умеет пользоваться божьими дарами, потому что сама была порядочной дурой. Вбила себе в голову про долг и упивалась до полного отупения собственным самопожертвованием. Противно вспоминать.
– Почему же вы не уехали?
– Куда, голубушка? На воле хорошо жить с деньгами, а у меня их нет в необходимом количестве.
– Как думаете, кто ее убил?
Барон выпил, выпятил нижнюю губу и поднял плечи. После и руками развел, из которых не выпускал ни рюмку, ни графин.
– Но должны же быть причины, – настаивала графиня.
– А вы слышали, как некто, кого называют оборотнем, варварски убивает людей? Какие существуют причины, способные объяснить убийство крестьянина? Их нет-с. Есть злоба на род людской, есть тяга к крови.
– А так бывает? Тяга к крови?
– Полагаю, человек – неудачное творение господа, стало быть, способен на разные разности. Хотите, открою секрет? (Марго закивала.) Мне иногда мерещилось, будто убивала моя сестра от ярости за неудавшуюся жизнь. Но раз ее убили, то это не она.
– Как можно так дурно думать о родной сестре!
– Она частенько награждала пощечинами то меня, то племянника, да и Шарлотте доставалось. Выплеснуться-то нужно было, вот и выплескивала злобу. А человек – будь то герцогиня или мужичка, неважно, – распускающий руки, уже преступил порог добродетели. А вдруг в миг ярости под руку попадется пистолет или ножик? Удержится ли человек от искушения пустить оружие в ход, когда он уже распустил себя?
– Ваши рассуждения ужасны, сударь. По мне, так убийца мужчина. Надобно обладать силой…
– Имея необузданные страсти, справится и женщина.
– Барон, скажите, фон Левенвольде увлечен Шарлоттой? – действовала, как заурядная сплетница, Марго.
– Откуда вы знаете? – не прочь был посплетничать и фон Бэр, потому и тон взял игривый. – Было дело, он хотел жениться на ней. Сестра поставила условие: исправиться. Он ведь промотал состояние, промотал бы и приданое. И Вильгельм начал исправляться, стал скупердяем – хуже некуда. Как моя сестра!
– А вам не кажется, что у него есть соперник?
– Ну, есть. Ваш брат.
– Нет, я о другом человеке. О де ла Гра.
– Кхе-хе-хе! – затрясся барон в приступе смеха. – Когда бы я не знал сестру, подумал бы, что у нее с де ла Гра это самое… амуры. Он уединялся с нею, секретничал, боготворил ее. Что-то мне подсказывает – лгал, но искусно. Да только сестра помешалась на аскетизме. А что касается Шарлотты… нет, мадам, де ла Гра в интрижке с нею замечен не был.
Марго еще немного послушала его философствования, затем извинилась и поднялась наверх…»
17
Долгое ожидание, потом внезапность появления Людоеда в месте, которое никто не мог просчитать, и идеальная наглость, которую можно назвать и безумным риском, воздействовали на Софию как паралич. Даже мысли не мелькнуло бежать, поднять крик, ну хоть что-нибудь сделать ради своего спасения. Нет, она стояла столбом, завороженная его спокойствием и уверенностью, а также светлой улыбкой, добрейшими глазами и еще чем-то необъяснимым. Мозг выключился вместе с системами защиты, София только отмечала расстояние между ним и собой, которое уменьшалось: семь метров… пять… три… метр…
Вдруг до нее дошло, что сейчас не будет жизни, все-все исчезнет, и София, преодолевая некий барьер, собралась позвать на помощь. А он… он прошел мимо! Молодая женщина повернулась, следя за ним, – ведь Людоед способен напасть сзади. Нет, мужчина в белом халате даже не обернулся, а прошествовал к выходу…
Да он ли это был? Конечно, он. И ничего не сделал ей? А зачем он здесь появился? И почему в одежде врача?
– Борька! – ударило Софию.
Она сорвалась с места и помчалась на всех парах сначала по коридору, затем по лестнице… Задохнулась, в глазах потемнело. София чуть сбавила скорость, но не останавливалась, словно спортсмен, готовый умереть, но прийти к финишу первым. Сердце выскакивало от одной мысли: он убил Борьку! Но, может, мужу еще не поздно помочь…
Наконец нужный этаж.
София летела, лавируя между людьми.
Палата.
Она взялась за ручку, чувствуя, что сейчас рухнет в обморок, если увидит Борьку окровавленным на кровати…
– Ты чего как с пожара сорвалась? – спросил Борис, глядя на красную, задыхающуюся жену. – Дверь закрой, сквозняк.
София вошла в палату, упала на стул и отдышалась, уже улыбаясь.
– Что случилось? – допытывался муж.
– Ничего, – тряхнула она головой, освобождаясь от наваждения. – Я… мне… показалось… Ерунда. Как ты?