Громбелардская легенда
Шрифт:
— Я тебе дам «бабское»! — завопила она. — Глупый жеребец! Да я…
Она все еще шумела, перебираясь через каменный завал, когда он длинными прыжками помчался в сторону укрытия ближайшего врага. Тот выглянул из-за скалы и понял, что стрельба уже закончилась, а теперь приближается новая, непосредственная опасность. Сомнительно, что он понял что-либо еще. Окованная железом дубина раздробила ему челюсть; удар был столь силен, что он отлетел назад, грохнулся головой и спиной о землю. Его товарищи с мечами в руках бросились на атакующего детину. Лязгнуло железо. Ранер оттолкнул мечом оружие противника и снова ударил дубиной, переломив выставленную в оборонительном жесте руку. Он воткнул меч в живот
Последний из пятерки, с самого начала не слишком рвавшийся в бой, пустился в бегство — и наткнулся на Охотницу. Женщина показалась ему более сговорчивым, нежели Ранер, противником, и он двинулся к ней. Она держала меч обеими руками. Он увидел обнаженные руки, мышцы которых, казалось, готовы были разорвать широкие кожаные ремешки. Увидев приближающегося Ранера, он взял меч за лезвие и поднял вверх. Это не спасло его от основательной трепки. От женщины он получил пинка, от мужчины удар кулаком — и то и другое в зубы. Они передали его друг другу еще несколько раз. Наконец он упал.
— Ну вот, у нас есть один живой.
— Да, — пробормотала она. — Вопрос только в том, будет от этого хоть какая-то польза или одни лишь хлопоты?
Похоже, ничего, кроме хлопот, ждать не приходилось…
Идиот ничего не знал. Шепелявя сквозь выбитые зубы, он нес какую-то чушь. Он ни о чем не слышал, ни у кого не служил. Он присоединился к людям, хотевшим устроить охоту на Охотницу, и отправился вместе с ними, рассчитывая на награду. В Бадоре о ней слышали все.
— Ну и дурак! — устало сказала Каренира. — И что с ним делать?
Ранер сидел, прислонившись к скале, и внимательно разглядывал пленника.
— Знаю что, — ответил он, протягивая руку. — Охотница, дай мне одну из этих своих палочек. Ну, стрелу. Только самую плохую из всех.
— Зачем тебе? — удивленно спросила она.
— Воткну ему в задницу, — сказал Ранер, поднимаясь.
— С ума сошел?
— Нет, просто иначе мы ничего из него не вытянем. Я бы прижег ему пятки, но с костром — лишние хлопоты. А вот стрела… — объяснял он, переворачивая связанного пленника на живот; похоже, он действительно говорил всерьез.
— А что еще ты хочешь из него вытянуть? — прервала его она.
— Правду. Впрочем, что угодно. Ничего достойного внимания он не сказал.
— Потому что он ничего и…
— Потому что он шпион трибунала, — на этот раз прервал он ее. — Помнишь? Мне показалось, будто я узнал одного из этих молодцов. Ну так это именно он.
— Ты уверен? — помолчав, спросила она.
Он кивнул.
— Уверен.
Без дальнейших вопросов она вручила ему стрелу.
Пленник слышал разговор, но не произнес ни слова. Лишь когда Ранер уселся ему на спину и разорвал штаны на заду, тот начал протестовать, просить, возражать, снова просить, объясняться, лгать и просить опять. Но Ранер его не слушал.
— Ну? — грозно спросил он.
Видимо, он не особо рассчитывал на ответ, поскольку тотчас же размахнулся и воткнул стрелу в открытую, беззащитную ягодицу, и притом с такой силой, что явно послышалось, как наконечник заскрежетал о кость. Пленник взревел и, несмотря на путы, начал биться столь яростно, что стрела сломалась у Ранера в руке. Он беспомощно показал обломок владелице. Поморщившись, та лишь махнула рукой.
Пленник скулил, испытывая немалые мучения. Ранер сосредоточенно ковырялся наконечником в кровоточащей глубокой ране, безуспешно пытаясь повредить кость. Наконец он прекратил свое занятие.
— Ну?
Пленник со стоном пытался перевести дух.
— Я… я шпи… онил… — отрывисто прошепелявил он.
— Шпионил, — подытожил Ранер, торжествующе поглядывая на Охотницу.
Она подняла брови и присела рядом с головой пытаемого.
— А для кого? — с любопытством спросила она.
— Для трибунала, — признался пленник.
— Ты все расскажешь? — уточнила она.
— Да, госпожа.
— Давай. — Она забрала у Ранера окровавленный обломок стрелы. — В любой момент я могу отдать ему это обратно, — снова повернулась она к лежащему. — Так что говори. С самого начала. Если я чего-то не пойму, то спрошу или попрошу объяснить подробнее.
Она уселась на землю, ибо на корточках она демонстрировала шпиону картины, которых он вовсе не заслуживал.
— В горах… — простонал он, — и в городах… творятся странные вещи…
Они слушали внимательно, то и дело переглядываясь. Оставив пленника, они отошли в сторону.
— И что ты обо всем этом думаешь? — спросила она.
— Ну… из этого следует, что убить тебя хотели, собственно, заодно, раз уж по дороге. Впрочем, этот тип наверняка не принял бы в том участия, хотя, с другой стороны, трибунал тебя не любит, Охотница. Но те шли в Овраг, к Хель-Крегири. Если бы они принесли ей твою голову, получили бы награду. Ты шла как раз в ту самую сторону…
— Погоди. Ведь это не были люди Каги, — решительно возразила она. — Кага никогда не могла сравниться с Глормом, ибо она для этого слишком глупа. Но своих воинов она держит в руках, пожалуй, даже крепче, чем Глорм. Ты что, неужели забыл? Ну да, конечно, — язвительно заметила она, после чего показала на трупы на дороге. — А эти чудаки? Не может быть, чтобы солдаты Хель-Крегири столь опустились.
Он покачал головой — и да, и нет.
— Видишь ли, отборные отряды Крегири… впрочем, и Глорма когда-то тоже… это одно. А чудаки, как ты говоришь, — это все остальные. Сброд. Бандиты, признающие власть того, кто правит в горах, но, собственно… — Он задумался, не зная, как объяснить. — Собственно, никто ими не правит. Иногда посланники Крагдоба или Каги, скажем, вроде меня, созывали всю эту толпу на какое-нибудь крупное дело, когда действительно требовалась большая армия. Например, чтобы окружить Бруля в Черном лесу, помнишь?
Она кивнула.
— Но обычно, — продолжил он, — обычно таким запрещают чем-либо заниматься, пока они не получат соответствующего приказа. Запрет они соблюдают — ибо что им еще остается делать? В этом смысле они — люди Хель-Крегири. Они знают, что им нельзя брать ни с кого дань, нельзя нападать на купеческие караваны и так далее, ибо это дело тех, кто лучше и сильнее их. Не послушаются? Ну, тогда Ранер, — он постучал пальцем по груди, — или кто-нибудь вроде него посворачивает им головы.
— Верно, верно, — чуть раздраженно ответила она. — Я знаю горы, Ранер, и знаю, что в них происходит, — безжалостно передразнила она его. — Но меня интересует другое. Скажи, нормально ли это, когда любой мелкий бандит знает, где искать Хель-Крегири? Даже Ранер, — она насмешливо постучала его по груди, — не знает, где, собственно, сейчас его начальница. Может быть, в Овраге, а может быть, где-то еще. Что-то всех тянет в это селение. — Она задумалась. — Я покинула двор и собиралась как раз в Овраг. По дороге встречаю их благородий Арму и Ранера. «Отлично, — говорят они, — мы как раз хотели послать кого-то в Овраг». Какой-то сброд хочет видеть Хель-Крегири. Куда они идут? В Овраг. Жалкий шпион, последний из шпионов трибунала, отправляется с ними, ибо куда ему нужно? В Овраг. Якобы пропал отряд рахгарских гвардейцев… Наверняка они сидят в Овраге, — язвительно сказала она. — Говорю тебе, скоро там окажутся все. Может быть, кроме Хель-Крегири. Овраг, новая столица Громбеларда.