Громов
Шрифт:
Аппаратная работа и выстраивание взаимоотношений — один из самых сложных процессов в нормальном функционировании всей этой системы.
С приходом Бориса Всеволодовича появились четкость и систематичность в проведении коллегий и совещаний. Все выстраивалось конкретно и ясно. Вот поручение, вот исполнитель, вот сроки и контроль… и вот доклад о выполнении поставленной задачи.
Он сразу, как только начал у нас работать, ввел такую систему. Должен сказать, что этот новый для нас стиль был воспринят и подчиненными, и командным составом с одобрением.
Борис
Новую организацию работы аппарата почувствовала и подхватила периферия. Областные управления тоже начали перестраиваться. Это было исключительно полезно для работы всей системы МВД.
Наступил август, время отпусков. Министр отправился отдохнуть в Крым. Борис Всеволодович наездился досыта по горячим точкам и тоже ушел в отпуск. Я оставался на хозяйстве.
Внезапно осложнилась ситуация в Нагорном Карабахе. Двадцать семь наших офицеров из внутренних войск были взяты в заложники. Переговоры результата не дали. Было принято решение проводить операцию прочесывания лесного массива, где, по нашим данным, скрывались боевики.
Несколько суток я практически не выходил из кабинета, контролируя ход операции. К счастью, все прошло удачно. Заложники были освобождены.
18 августа из отпуска вернулся министр. Борис Всеволодович должен был приехать через неделю.
Наступило 19 августа. День ГКЧП.
В тот же вечер Громов прилетел в Москву.
Честно скажу, с моих плеч точно гора свалилась. Теперь можно было в любой трудной ситуации зайти к Борису Всеволодовичу посоветоваться. А положение складывалось исключительно сложное. По сути, никто из нас ничего подобного не переживал и даже не мог предположить возможность такого раскола и безвластия в стране.
Громов казался очень спокойным. А ведь давление на него со всех сторон было колоссальное. Противоборствующие лагери стремились всеми силами перетащить на свою сторону МВД. Особенно трудно пришлось дивизии внутренних войск имени Дзержинского, расположенной в ближнем Подмосковье.
Куратором внутренних войск был именно Громов. Это он не позволил втянуть внутренние войска в боевые действия, что наверняка стало бы началом гражданской войны в распадающемся Советском Союзе. Повезло и в том, что начальником главка внутренних войск являлся бывший «афганец», преданный Громову человек.
Борис Всеволодович никому не позволил использовать в своих интересах МВД. Министр Б. К. Пуго, несмотря на то, что официально входил в состав ГКЧП, негласно поддерживал своего первого заместителя, понимая, что применение войск грозит самыми непредсказуемыми последствиями.
Шилов и Громов также были единомышленниками в этом вопросе и не выпускали из рук бразды правления. Прежде чем идти к министру, они всегда предварительно обсуждали все вопросы вдвоем.
Б. В. Громов:
— На моей памяти нет более трудного времени. Страна неотвратимо двигалась к развалу. Один за другим во всех концах вспыхивали межнациональные конфликты, гремели выстрелы и гибли люди. Советский Союз находился на грани гражданской войны. Именно милиции пришлось первой столкнуться с этой страшной бедой.
Все руководство МВД регулярно откомандировывалось в горячие точки. Мне, по поручению Б. К. Пуго, пришлось работать в Южной Осетии и Баку. Наверное, мне действительно было там легче, чем другим. Сказывался опыт восьмилетней службы на Северном Кавказе. Я знал не только местное начальство, но неплохо понимал национальные особенности людей, населяющих эти края, и умел с ними разговаривать.
1991 год был годом всеобщего обострения отношений. К тому же в Ираке тогда началась война, хитро названная американцами операцией «Буря в пустыне». Горячая пыль этой бури накрыла Кавказ и Среднюю Азию.
Система МВД СССР разваливалась, как и все общесоюзные структуры. Финансирование было явно недостаточным. Начались травля крупных государственных руководителей и разгон охранительных государственных структур. Все было направлено на развал СССР. Надо отдать должное организаторам этого процесса. Они провели операцию блестяще, взорвали страну изнутри, выпустив на волю разрушительные центробежные силы. Националисты всех мастей правили бал.
Был ли Горбачев вдохновителем этого процесса, сказать не берусь, но не видеть происходящего он не мог. Ну а если видел и не противодействовал, значит, сам принимал в этом участие, лукаво заняв позицию наблюдателя.
Меня в то время приглашали на все съезды и пленумы ЦК КПСС (на XIX партконференции в 1988 году я выступал). Это полагалось по статусу после того, как я стал командующим 40-й армией. На последнем XXVIII съезде КПСС я совершенно отчетливо увидел, что партия разваливается, а страна катится в пропасть.
В обычной жизни откровенные разговоры ведутся на кухне, на пленумах ЦК КПСС — в курилке. Так вот в курилке об этом говорили открытым текстом в отличие от официальных выступлений в зале. Здесь все отчаянно ругались и проклинали Горбачева.
Военные переживали крушение особенно тяжело. Помню разговор с Ахромеевым на военных учениях, которые проводили для Горбачева под Одессой. Мы просидели за разговорами всю ночь. Ахромеев был в растерянности. Он видел, что Горбачев ничего не делает, чтобы остановить развал страны и армии. Крупнейший военачальник, всю жизнь положивший на строительство армии, совершенно не понимал в то время, что ему предпринять, кого защищать и с кем бороться. Я тогда и предположить не мог, как страшно и безнадежно закончит свою жизнь этот замечательный человек, который не сумел смириться с тем, что на его глазах разваливается дело, которому он отдал все свои силы и способности.