Громыко. Война, мир и дипломатия

Рыбас Святослав Юрьевич

Мог ли Советский Союз не погибнуть? Его распад не был предопределен, но путь спасения заключался в изменении стратегии. Даже престарелый Брежнев в узком кругу говорил, что «уже 30—40 лет империализм другой, а мы все ведем свою политику, будто ничего не меняется». Но нельзя сказать, что руководство было полностью невосприимчиво к переменам. Во время чехословацкого кризиса 1968 года, афганского (1979), польского (1980) в Политбюро и Генштабе высказывались мнения о непродуктивности жестких методов управления. Также было понимание, что СССР «взять Польшу на иждивение не может». Колоссальная нагрузка военных расходов уже осознавалась как неприемлемая. Огромная советская экономика (вторая в мире) могла осуществлять любые великие проекты, но вошла в противоречие с потребностями изменившегося общества. То, что оно выросло на основе достижений советского социализма, делало дальнейшее развитие драматическим: ему следовало отвергнуть своего родителя. Великая революция, создав великое государство, продолжала воздействовать на массы, утверждая державное и даже мессианское мироощущение. С другой стороны, повседневная жизнь с ее постоянными нехватками, лживостью пропаганды, ненужными ограничениями и жертвами била по этому миропониманию и требовала нового. Старая, сложившаяся при Сталине, система экономических связей, созданная в период

индустриализации, изжила себя. Но, как и в 30-е годы, по-прежнему царили валовые показатели, оплата труда зависела от выполнения объемов добытого угля или сваренного металла, а интеллектуальная и научная деятельность не входили в систему оценок трудовой деятельности человека. Ученых могли щедро наградить, могли силой принудить к активной работе, но не случайно Сталин лично занимался в «ручном режиме» вопросами научно-технического развития страны; внятного метода стимулирования интеллектуальной элиты не существовало. В конце концов, требования научно-технического развития поставили перед руководством вопрос о пересмотре старых показателей эффективности. Как заинтересовать образованных, творчески активных людей, чей труд в целом оценивался низко, работать с полной отдачей?

В течение многих лет в Советском Союзе росли формы общественного потребления — бесплатное жилье, здравоохранение, образование, дешевая электроэнергетика и т. д. К 80-м годам их объем в потребительской корзине превысил 50 процентов. Наступил предел разумности такого потребления: больше половины произведенного национального дохода распределялось бесплатно. Это означало, что заработная плата перестала быть основным мерилом жизненного уровня. Люди утрачивали стимул хорошо работать. Такая практика в первую очередь била по наиболее способным и активным. Поэтому уже в последующие годы брежневского периода в Госплане созрело понимание, что от уравнительной системы оплаты труда необходимо переходить к дифференцированной, а также в дополнение к государственному сектору создать частный. Предлагалось разрешить создание частных предприятий прежде всего «в сфере услуг и торговли, легкой промышленности, в передовых ресурсосберегающих отраслях, тесно связанных с научно-техническим прогрессом. Здесь новый сектор путем конкуренции быстро вытеснил бы нерентабельные госпредприятия» ^{363} .

Первый шаг в этом направлении был сделан в июле 1982 года, когда Брежнев подписал постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР о введении новых цен на хлеб. С 15 января 1983 года вдвое повышалась цена на хлеб и вдвое же увеличивались все зарплаты в стране. Из этого следовало, что население ничего не теряло, но более высокооплачиваемые фактически получали бы значительную прибавку. К тому же дотационное зерновое производство становилось рентабельным и должно было вытянуть и мясо-молочную отрасль. Активно отстаивал это постановление М.С. Горбачев, бывший тогда секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству.

Но этот план безболезненного постепенного реформирования экономики не был принят, его отверг сам Горбачев.

10 ноября 1982 года умер Брежнев. Генеральным секретарем ЦК КПСС был избран 68-летний Андропов, который победил в конкуренции с 71-летним К.У. Черненко, ближайшим и доверенным сотрудником Брежнева. Горбачев, демонстрируя Андропову свою лояльность, посоветовал отложить повышение «хлебных» цен, чтобы не связывать начало деятельности со столь радикальной реформой. «Он, конечно, не мог думать в 1982 году, что собственными руками подрубает будущую перестройку» ^{364} .

Интеллигенция раскололась

Особенно остро общественные противоречия отражались в среде интеллигенции и выплескивались в художественной литературе. Именно она несла функцию осмысления и критику недостатков, что часто наталкивалось на цензурные препятствия. По сути, вся литература в той или иной степени была инакомыслящей. Особенно это проявилось в так называемой «деревенской прозе» (Василий Белов, Валентин Распутин, Борис Можаев, Владимир Крупин, а также Василий Шукшин, Виктор Астафьев, Сергей Залыгин). Она заявила о катастрофическом положении русского деревенского населения, которое понесло невосполнимые потери во время коллективизации, войны и последующих преобразований. Литература взывала к власти: созданный экономический и бюрократический порядок губителен, потенциал народа находится на пределе. И хотя они не обращались к Западу, убедительность критики не становилась меньше. Именно их поддерживал Александр Солженицын. Но всех «деревенщиков» не вышлешь за границу, как выслали его.

Многие понимали, что сдвинулись фундаментальные основы. Литературные критики отмечали, что «исчезло из художественной литературы «строительство коммунизма», «руководящая роль партии» — вообще сфера культуры и идеологии словно раскололась.

Интеллигенция была разделена на «почвенников» (славянофилов) и «западников», которые, отличаясь по взглядам, тем не менее, все были критически настроены к режиму. В политическом руководстве тоже выражались эти настроения, причем к «западникам» там относились гораздо теплее, часто привлекая их для контактов с западной интеллигенцией. «Почвенники» же во внешнеполитических делах были практически бесполезны.

Думается, не случайно КГБ и лично Андропов очень настороженно относились к последним, называя их «русистами» и считая, что их критика государственных порядков несет в себе опасность консолидации русского населения и ослабления многонационального Советского государства, в котором Российская Федерация выступала экономическим донором для союзных республик.

Раскол среди интеллигенции подрывал сакральные устои Советского Союза. Каждая из сторон считала себя хранителем государственной «чаши Грааля», а на самом деле начатая еще при Петре I модернизация теперь, уже в коммунистической оболочке, снова напоролась на сопротивление. Стихотворение поэта Станислава Куняева (родился в 1932 году) «Размышления на старом Арбате» дышит отрицанием революционного прошлого и оставляет впечатление идейного краха советского общества:

Ах, Арбат, мой Арбат, ты — моя религия…

(Из популярной песенки)

Где вы, несчастные дети Арбата? Кто виноват? Или Что виновато?.. Жили на дачах и в особняках — Только обжили дворянскую мебель: Время сломалось, и канули в небыль… Как объяснить? Не умею никак… Сын за отца не ответчик, и всё же Тот, кто готовит кровавое ложе, Некогда должен запачкаться сам… Ежели кто на крови поскользнулся Или на лесоповале очнулся, Пусть принесет благодарность отцам. Наша возникшая разом элита, Грозного времени нервная свита, Как вам в двадцатые годы спалось? Вы танцевали танго и чарльстоны, — Чтоб не слыхать беломорские стоны Там, где трещала крестьянская кость. Знать не желают арбатские души, Как умирают в Нарыме от стужи Русский священник и нищий кулак… Старый Арбат переходит в наследство Детям… На Волге идет людоедство, На Соловках расцветает Гулаг. Дети Арбата свободою дышат И ни проклятий, ни стонов не слышат, Любят чекистов и славят Вождя, Благо, пока что петух их не клюнул, Благо, из них ни один не подумал, Что с ними станет лет семь погодя. Скоро на полную мощность машина Выйдет, и в этом, наверно, причина, Что неожиданен будет итог… Кронос, что делаешь? Это же дети — Семя твое! Упаси их от смерти!.. Но глух и нем древнегреческий рок. Попировали маленько — и хватит. Вам ли не знать, что история катит Не по коврам, а по хрупким костям. Славно и весело вы погостили И растворились в просторах России, Дачи оставили новым гостям. Всё начиналось с детей Николая… Что бормотали они, умирая В смрадном подвале? Все те же слова, Что и несчастные дети Арбата… Что нам считаться! Судьба виновата. Не за что, а воздается сполна. Чадо Арбата! Ты злобою дышишь, Но на грузинское имя не спишешь Каждую чистку и каждую пядь — Ведь от Подвала в Ипатьевском Доме и до барака в Республике Коми, Как говорится, рукою подать. Тетка моя Магадан оттрубила, Видела, как принимала могила Дочку наркома и внучку Шкуро. Всё, что виновно, и всё, что невинно, Всё в мерзлоту опустили взаимно, Всё перемолото — зло и добро. Верили: строится прочное дело Лишь на крови. Но кровища истлела, И потянулся по воздуху смрад, И происходит ошибка большая — Ежели кровь не своя, а чужая… Так опустел предвоенный Арбат. Новое время шумит на Арбате, Всюду художники, как на Монмартре, Льются напитки, готовится снедь… Я прохожу по Арбату бесстрастно, Радуюсь, что беззаботно и праздно Можно на древние стены смотреть. Помнишь, Арбат, социальные страсти, Хмель беззаконья, агонию власти, Храм, что взорвали детишки твои, Чтоб для сотрудника и для поэта Выстроить дом с магазином «Диета», Вот уж поистине храм на крови… Радуюсь, что не возрос на Арбате, Что обошло мою душу проклятье, Радуюсь, что моя Родина — Русь — Вся: от Калуги и аж до Камчатки, Что не арбатских страстей отпечатки В сердце, а великорусская грусть!..

В подтексте этого стихотворения содержался явный намек на «профессиональных революционеров», «возникшую разом элиту», чьи прозападно настроенные потомки критически относились к советским порядкам. Морально-политический кризис прорастал все выше и выше.

Когда в 1972 году первый заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС А.Н. Яковлев (будущий член Политбюро при Горбачеве) опубликовал в «Литературной газете» статью «Против антиисторизма» («против национализма и активизировавшегося великорусского шовинизма», как потом объяснил директор Института США и Канады Георгий Арбатов ^{365} ), в которой громил писателей-почвенников с позиций коммунистической идеологии и интернационализма, он выполнял заказ либеральной части политического руководства. Статья вызвала резкую реакцию оппонентов. Михаил Шолохов, автор эпопеи «Тихий Дон» и нобелевский лауреат, написал письмо Брежневу, защищая русскую культуру от нападок «интернационалиста» Яковлева, чем поставил Леонида Ильича в неловкое положение. Яковлева из аппарата ЦК убрали, «сослали» послом в Канаду. Против этого назначения Громыко не возражал, хотя предпочитал бы видеть в Торонто карьерного дипломата.

В целом обстановка в стране в период, когда велась политика «разрядки», далеко не способствовала укреплению позиций СССР в мире. Вот как оценивалась обстановка в среде либерального крыла партийного аппарата: «Идеология все более явно становилась жертвой безвыходного экономического застоя. В качестве квазирелигии внутри она была мертва. Никто не верил в ее догмы, сверху донизу. Официальная идеология (как теория) впервые натолкнулась на внутреннюю оппозицию, которую нельзя было уже задавить по-сталински. Появились Сахаров и диссидентское движение, которое критиковало и осуждало советскую власть, апеллируя к ее собственным законам и программным установкам. Государственный de facto антисемитизм выплеснулся наружу вместе с “еврейским вопросом”, подрывая в корне интернационалистскую целостность советской идеологии. Евреи, которые были самым активным этническим слоем в революции и становлении советского государства, воспользовавшись укреплением Израиля как международной величины, потребовали свободы выезда. И побежали бывшие большевики, их дети и внуки из своей оскорбившей их и неблагодарной Родины.