Громыко. Война, мир и дипломатия
Шрифт:
Мы ни в коем случае не должны допустить, чтобы давление этого блока угрожало нашим свободам или демократическим процессам. Ничто не должно рассматриваться нами как раз и навсегда достигнутое. Лишь бдительность и сознательность гражданского общества способны ограничить влияние гигантской военно-промышленной машины на наши мирные цели и методы. Только в условиях такого равновесия могут процветать безопасность и свобода» {376} .
В этом споре президента и профессора последний оказался дальновиднее и прагматичнее.
В Советском Союзе происходило то же самое, причем самым мощным «ястребом» был руководитель советского военно-промышленного комплекса, несгибаемый, аскетичный Устинов, один из триумвирата. Дмитрий Федорович
Примерно так же в 1947 году складывался конфликт Устинова и первого секретаря Московского горкома партии Г.М. Попова, который хотел перевести на выпуск гусеничных тракторов два оборонных завода. Попытка Попова прижать наркома по партийной линии закончилась вмешательством Сталина, вставшего на сторону Устинова, которого называл «главным инженером страны».
В начале брежневского правления под напором Устинова был смещен первый секретарь Московского горкома партии Н.Г. Егорычев: за критику неудовлетворительного состояния системы противовоздушной обороны Москвы.
Именно Устинов в конце 80-х годов «пробил» решение вооружать армию артиллерийскими ядерными снарядами, что было очень затратно и просто нецелесообразно. Министр среднего машиностроения Е.П. Славский, под началом которого находилась вся ракетно-ядерная промышленность, называл это решение «бредом сивой кобылы».
Словом, Устинов, постоянно выступающий за многомиллиардные затраты и, что просто разоряло страну, за равновеликий ответ Соединенным Штатам, был авторитетом для Брежнева, несмотря на то, что тот же Славский считал министра обороны мыслящим «категориями Отечественной войны».
А что же делал в ответ на это Громыко?
Андрей Андреевич не собирался вторгаться в чужой огород. Более того, он знал, что СССР должен иметь сильные позиции, иначе никто не будет с ним считаться.
Что касается самой сути ведущейся «холодной войны», то ее размах и вместе с тем сдержанность описаны Бжезинским так: «Каждый из противников распространял по всему миру свой идеологический призыв, проникнутый историческим оптимизмом, оправдывающим в глазах каждого из них необходимые шаги и укрепившим их убежденность в неизбежной победе. Каждый из соперников явно господствовал внутри своего собственного пространства… Комбинация глобального геополитического размаха и провозглашаемая универсальность соревнующихся между собой догм придавали соперничеству беспрецедентную мощь. Однако дополнительный фактор, тоже наполненный глобальной подоплекой, делал соперничество действительно уникальным. Появление ядерного оружия означало, что грядущая война классического типа между двумя главными соперниками не только приведет к их взаимному уничтожению, но и может иметь последствия для значительной части человечества. Интенсивность конфликта, таким образом, сдерживалась проявляемой со стороны обоих противников чрезвычайной выдержкой» {378} .
Отсюда, собственно, понятно, почему в июле 1979 года было заключено соглашение по ОСВ-2 и почему оно все же не было ратифицировано конгрессом США.
«Об ожесточенности того сопротивления Договору ОСВ-2, которое приходилось преодолевать президенту Картеру, может свидетельствовать заявление, сделанное сенатором Джексоном накануне отлета президента в Вену для встречи с Брежневым и подписания Договора ОСВ-2. Он уподобил эту поездку Картера поездке Чемберлена в Мюнхен в 1938 году для встречи с Гитлером и подписания Мюнхенского соглашения. (Это Брежнев — Гитлер? — С. Р.)О том, насколько болезненно воспринял Картер это сравнение, говорит такая деталь. По прибытии в Вену, где в это время моросил дождь, Картер категорически запретил своему охраннику раскрыть над ним зонт, чтобы не дать повода для злословия, имея в виду обошедшую в свое время мир фотографию Чемберлена с зонтом в Мюнхене. Но, так или иначе, в июле 1979 года в Вене Договор ОСВ-2 был подписан. По тем временам это был существенный шаг в деле ограничения вооружений и разоружения. Он не только устанавливал определенные количественные ограничения на все виды стратегических наступательных вооружений, но и предусматривал некоторое их сокращение, а также ряд запретов на новые их типы и определенные пределы для модернизации прежних типов. Был намечен и путь для дальнейших, более радикальных шагов в этой области» {379} .
Весь мир обошли кадры хроники, как Картер обнимает Брежнева, и они неожиданно для всех целуются. Величественность минуты вдруг затмила требования геополитики и идеологии.
Вот как видел картину наш герой:
«Церемония происходит в Редутном зале дворца. Оба руководителя делегаций берут ручки, присаживаются поудобнее и ставят свои подписи.
Не успели они еще привстать, как я задаю министру обороны СССР Дмитрию Федоровичу Устинову — мы стоим чуть сбоку — вопрос:
— Как думаешь, расцелуются или нет?
— Нет, — слышу в ответ, — незачем целоваться.
— Не уверен, — ответил я. — Хотя согласен, необязательно прибегать к этому жесту.
Но нас обоих в общем приятно удивила инициатива, которую проявил Картер. Договор скрепился поцелуем — в зале раздались аплодисменты» {380} .
А дальше все покатилось по проторенной колее: резкая критика Картером нарушения прав человека в СССР, кампания в прессе, попытка связать ратификацию договора ОСВ-2 с внутренними проблемами Москвы. 12 декабря 1979 года Картер заявил, что военный бюджет 1981 финансового года будет на 5 процентов больше бюджета 1980 года в реальном исчислении. В тот же день на сессии Совета НАТО но инициативе США было принято так называемое «двойное решение», санкционирующее размещение 572 американских ракет средней дальности в Европе. Таким образом, был нарушен еще не ратифицированный договор ОСВ-2: новые РСД могли наносить ядерные удары по советским объектам до рубежа Волги, что значительно усиливало военно-стратегический потенциал США и опрокидывало согласованный в ходе переговоров ОСВ-2 стратегический баланс. Показательно, что и другие советско-американские переговоры в области разоружения — о полном прекращении ядерных испытаний, об отказе от антиспутникового оружия, об ограничении военной деятельности в Индийском океане, об ограничении поставок оружия странам третьего мира — все они под разными предлогами были свернуты американской стороной тоже еще до ввода советских войск в Афганистан.
Конечно, война есть война, но в вопросе о РСД советские руководители могли при помощи европейцев удержать американцев. Вообще история размещения американских РСД в Европе — это многосерийная история, в которой каждая сторона по-своему права.
Советский сюжет: в 1976 году было принято решение заменить устаревшие ракеты СС-4 и СС-5 на жидком топливе новыми СС-20. Учтем, что США постоянно имели явное преимущество в межконтинентальных средствах доставки ядерного оружия. Поэтому Устинову, гордившемуся новыми ракетами, не составило труда убедить Политбюро пойти на обновление, которое и началось в 1976 году без всякого уведомления оппонентов.
Американский сюжет: когда в 1979 году американцы убедили партнеров по НАТО о размещении своих РСД, в Москве были озадачены и раздражены: евроракеты фактически становились равными стратегическим, за 8—10 минут они могли накрыть советские объекты до Волги.
Здесь следует вспомнить, что во время второго визита Брежнева в ФРГ (май 1978 года) советский посол Фалин пытался поставить перед ним вопрос о минимизации размещения новых ракет. Этого хотел и канцлер ФРГ Шмидт, но США, Англия и Франция в принципе были против переговоров по оружию средней дальности.