Громыко. Война, мир и дипломатия
Шрифт:
Американскому президенту тем самым ясно давалось понять, что если у США есть какие-либо претензии к Кубе или Советскому Союзу, то их необходимо разрешить мирными средствами. Угрозы и шантаж в этой обстановке неуместны.
В то же время от имени советского руководства я заявил Кеннеди:
— В условиях, когда США предпринимают враждебные действия против Кубы, а заодно и против государств, которые поддерживают с ней добрые отношения, уважают ее независимость и оказывают ей в трудный для нее час помощь, Советский Союз не будет играть роль стороннего наблюдателя. Шестидесятые годы XX века — не середина XIX
Кеннеди затем сделал важное заявление:
— У моей администрации нет планов нападения на Кубу, и Советский Союз может исходить из того, что никакой угрозы Кубе не существует.
Тогда я сослался на военную акцию против Кубы на Плая-Хирон.
— Ведь это США ее организовали, — сказал я. — Это — продукт их политики.
И тут я услышал признание президента:
— Действия в районе Плая-Хирон были ошибкой. Я сдерживаю те круги, которые являются сторонниками вторжения, и стремлюсь не допустить действий, которые привели бы к войне.
— Не отрицаю, — сказал он, — что кубинский вопрос стал действительно серьезным. Неизвестно, чем все это может кончиться.
Он стал пространно рассуждать о размещаемом на Кубе советском “наступательном оружии”. Слово “ракеты” он не употреблял. Не моту объяснить, почему так поступил президент. Но тем самым он в какой-то мере облегчил мое положение. Мне не представлялось необходимым говорить прямо о ракетах.
Возле Кеннеди на столе лежала какая-то папка. Дотошные журналисты утверждают, что в ней якобы находились фотографии советских ракет на Кубе. Другие органы печати утверждали в те дни, что эти снимки находились в столе у президента. Возможно, правы те или другие. Но в течение всей нашей беседы президент эту папку не открывал и ящиков стола не выдвигал. Так что я никаких снимков в его кабинете не видел. Мне их никто не демонстрировал. И я не был за это в обиде на своего собеседника.
Однако, если бы президент в открытую заговорил о ракетах, я с готовностью ответил бы ему, как об этом было условлено еще в Москве: “Господин президент, Советский Союз доставил на Кубу небольшое количество ракет оборонительного характера. Никому и никогда они не будут угрожать”» {212} .
Но на самом деле переговоры прошли не так легко и просто. Как вспоминал Раек, Кеннеди дал Громыко «возможность признаться», но услышал «такое количество наглой лжи, какого я никогда прежде не слыхивал».
Добрынин вспоминал то, о чем Громыко не стал писать в своих мемуарах. Министр в своем донесении в Москву отмечал, что «правительство США поражено смелостью акции СССР по оказанию помощи Кубе. Оно рассуждает так: Советское правительство отдает себе отчет в том, какое большое значение американцы придают Кубе и ее положению и насколько болезненным для США является этот вопрос. Но раз СССР, зная об этом, идет на оказание такой помощи Кубе, значит, он полон решимости дать отпор в случае американского вторжения на Кубу» {213} .
Вывод Громыко: «военная авантюра США против Кубы почти невероятна».
И что же? Читая о собственной смелости, Хрущев мог быть доволен.
Вспоминая ту встречу, наш герой счел нужным оправдаться.
«Иногда в печати проскальзывает сообщение, будто Советский Союз, решив разместить на Кубе ядерные ракеты, нарушил какие-то обещания о неразмещении своего ядерного оружия на Кубе. Это выдумка. Никакого обещания он не давал и, следовательно, не нарушал.
Вот что я мог бы сказать о тех днях с позиций сегодняшней гласности.
Вместе с тем не могу согласиться с тем мнением, что, дескать, в период кризиса перевозки советских ракет и их размещение на Кубе осуществлялись в излишне глубокой тайне. В некоторых комментариях эта тайна даже поносится, да еще и со вкусом.
Едва ли найдется много тех простоватых людей, которые считают, что Москва должна была информировать Вашингтон о своем решении пойти навстречу просьбе кубинского руководства и разместить на Кубе в целях ее обороны советские ракеты.
Подобные высказывания лишены смысла. Ими не оперировал в то время, о котором идет речь, даже Вашингтон. А не оперировал потому, что сам в аналогичных случаях не прибегал к этому никогда. Это относится и к его акциям, касающимся размещения американского ядерного оружия на территориях других государств.
Вот примеры.
Разве Соединенные Штаты Америки сообщали Советскому Союзу о работах по изготовлению атомной бомбы, даже на последней их стадии? Все эти работы были строго засекречены. Трумэн поставил Сталина в известность об их результатах только на Потсдамской конференции трех союзнических держав.
Разве создание многих сотен военных баз США на территориях других стран осуществлялось с уведомлением Советского Союза?
Когда в разговоре с государственным секретарем США Даллесом я ему сказал, что США втихую создают многие военные базы, особенно в районах, находящихся недалеко от границ Советского Союза, то он выразил по поводу этого представления даже удивление.
— Вопросы создания американских военных баз, — ответил он, — решают сами США, и только США, по своему усмотрению и по согласованию с теми соответствующими странами, на территории которых эти базы создаются.
Так продолжалось в течение многих десятков лет» {214} .
Что ж, и Раек, и Громыко были по-своему правы — обе стороны улыбались друг другу, зная, что их генералы готовы к бою. Позднейшие оправдания Андрея Андреевича были вызваны обвинениями его в «неискренности» в грозные дни.
Строго говоря, как подчеркивал Корниенко, юридических оснований возражать против размещения советских ракет на Кубе у США не было. Ближайший помощник президента Тед Соренсен позже прямо говорил: в Белом доме осознавали, что «юридически Советы имели полное право сделать то, что они делали, при наличии согласия кубинского правительства».
22 октября Добрынин был приглашен к Раску Тот передал ему личное письмо Кеннеди Хрущеву, в котором, в частности, говорилось: «Я должен Вам заявить, что США полны решимости устранить эту угрозу безопасности нашему полушарию».