Гроссмейстеры афёр
Шрифт:
— Усёк… Только вот одного я не пойму, почему его выбор пал именно на меня?
— Ну, во-первых, именно я рекомендовал ему тебя, а мне Густав доверяет полностью. Во-вторых, он хотел бы поработать с человеком, который может привнести свежую струю в его деятельность. Ты ведь иностранец, пришелец из другого мира, у тебя при знакомстве с западной действительностью могут появиться оригинальные идеи и какие-то новые проекты, ты можешь обратить внимание на то, мимо чего Зильберман ходит каждый день, не замечая, что на этом можно сделать деньги, не так ли? Ты ведь у нас — генератор идей, или я не прав?! Ну и, наконец, тебе деваться некуда — рано или поздно вскроются обстоятельства твоего побега из расстрельной камеры, ну, скажем, встретишь кого-нибудь из своих многочисленных знакомых или проболтается вдова того мужика, что вместо тебя подставил под пулю свой затылок, да мало ли…
Марик умолк и, не сводя глаз с Герцога, вкрадчиво спросил:
— А ты, что? Сомневаешься — лететь или не лететь? Думаю, твои сомнения необоснованны, Юлик! Дёргай отсюда, и как можно скорее! Там, в «забугорье», ты развернёшься во всю силу твоих дарований… Даром, что они криминального свойства…
— Согласен, но с пустыми карманами мне заграницей делать нечего, туда надо ехать с «капустой», с бочкой «капусты»… Те деньги, что были сожжены в синагоге и сейчас находятся в Штатах, мне вряд ли удастся получить в ближайшее время…
— А вот это уже твои проблемы, где взять деньги! Не думаю, чтобы у тебя, просчитывающего игру на несколько ходов вперёд, не было заначки! Есть ведь, есть! И не вздумай сказать «нет»!
— А я и не собирался что-либо отрицать. Да, заначка есть. Но ты забыл, что у меня дочь на выданье. Так что заначка принадлежит уже не мне, а ей… Кроме того, те золото и бриллианты, что я успел припрятать, невозможно переместить через границу…
— Что? Их так много? — Марик насторожился.
— Немало… Но дело даже не в количестве, а в том, что на них отсутствуют соответствующие документы и первый же таможенник заставит меня с ними распрощаться, понял? Ладно, придумаю что-нибудь… Есть один вариант… — произнес Герцог, поднимаясь с кресла.
Об ограблении краснодарского отделения Сбербанка и о том, что после конвертации рублей в доллары у него имеется кредитная карточка «Golden VISA с общей суммой вклада в триста тысяч долларов, Юлий умолчал намеренно: вдруг да Марик предложит ему взаймы приличную сумму. Увы!..
— Да, чуть не забыл! Ты бы мне фото этого Зильбермана показал…
— У меня его фотографии нет и никогда не было… Уж такой он человек. Кроме того, раз в три года он делает пластическую операцию на лице. Так что ничем тебе помочь не могу… Стоп! Но я показывал ему твоё фото уже после того, как ты изменил внешность. Адрес, по которому ты будешь жить в Вене, ему известен, — это его личная вилла.
Короче, — с пафосом произнёс Марик, поднимаясь с кресла и протягивая руку Герцогу, — в добрый путь, друг мой!
Книга вторая. Братья, «толкнувшие» мосты
Часть первая. «Композитор» криминалитета Старого света
Глава первая. «Весь Триест я «обую» в презервативы!»
Густав Зильберман родился на побережье Адриатического моря в городе Триесте, за лет пять до начала Второй мировой войны.
К 1943 году, когда немецко-фашистские войска полностью оккупировали город и прилегающие области Фриули-Венецию — Джулию, Густав уже успел окончить три класса начальной школы и свободно болтал на шести европейских языках — итальянском, греческом, немецком, идише, венгерском и французском. Его мать, урожденная Голда Семёновна Портная, еврейка с Украины, сумела научить его азам русского языка, так что Густав даже в многоязычном Триесте был признанным полиглотом — мог поддержать беседу на семи языках. И хотя большего от него пока ни судьба, ни родители не требовали, бесёнок, сидевший внутри маленького Густава, настойчиво напоминал, что вокруг столько соблазнов, что для овладения ими совершенно недостаточно образования в три класса и умения изъясняться более чем на полдюжине языков.
Кстати, последнее обстоятельство для уличной детворы Триеста было совершенно заурядным явлением, так как, во-первых, здесь редко можно было встретить семью, где бы родители были одной национальности.
Взрослому населению Триеста, как, впрочем, и подрастающей поросли, было совершенно безразлично, на каком языке общаться со своими соседями и сверстниками, потому что дома они, как правило, говорили на языках своих предков и впитывали культуру, традиции и уклад по усмотрению старших родственников.
Благодаря своему еврейскому трезвому и основательному природному началу, доставшемуся от родителей, Густаву в любой ситуации удавалось сдерживать импульсивно-безрассудное брожение юношеской крови. Впервые это было доказано, когда в 1945 году в Триесте одни оккупанты — немцы, уступили место другими — англо-американцам.
Не уподобляясь своим сверстникам, для которых приход янки в Триест был открытием эры жевательной резинки, Густав, мальчик прилежный и не по возрасту разумный, гонялся за другого рода резиной — презервативами. Одновременно мальчишка прислушивался к новому, седьмому по счёту, языку — английскому. Вдруг да пригодится…
От своего отца, врача и аптекаря в одном лице, младшему Зильберману стало известно, что в Европе свирепствовала эпидемия гонореи. На её происхождение Густаву было ровным счётом наплевать. Да и какая ему, безусому мальчишке, наследственному предпринимателю от медицины, делавшему бизнес на человеческих болячках, была разница в том, занесена ли гонорея в европейские публичные дома ветрами из Казахстана и Калмыкии или доставлена туда американскими военно-транспортными кораблями из штата Техас и Оклахома?!
Зато он владел тайной иного свойства: личная аптечка каждого вновь прибывшего из-за океана англоговорящего освободителя была буквально напичкана презервативами и жевательной резинкой. И если за последней гонялись все сверстники Густава, то он интересовался лишь механическими средствами предохранения от врага № 1 солдат армий-победительниц всех времен и народов — триппера. Презервативы у вновь прибывших солдат Густав скупал тысячами.
Причем делал это, не мелочась и не торгуясь. Ларчик открывался просто: когда вы, ребята, израсходуете свой резиновый «боекомплект» и явитесь в местный публичный дом, там цены на ваши же презервативы буду диктовать вам уже Я и мой ОТЕЦ!