Гроза 1940
Шрифт:
Доклад, наконец–таки, закончился и парторг облегчённо уступил место своему заместителю. Фельдман осмотрел зал, остановившись взглядом на Викторе, и сказал:
– Вторым вопросом нашего собрания предстоит обсуждение дела капитана Зайцева. Докладчиком по этому вопросу выступит лейтенант Айзенберг.
Лейтенант Айзенберг приходился Фельдману то ли племянником, то ли двоюродным братом по материнской линии, безоговорочно слушал своего родственника во всём и участвовал во всех афёрах того. Вот и сейчас он с радостью взялся за сомнительное удовольствие топить своего сослуживца. Выйдя к трибуне, он достал из папки несколько листков, наверняка написанных Фельдманом, и принялся читать старательно пытаясь сохранить на лице значительность.
Виктор, пропустивший мимо ушей весь доклад парторга, хотя никто из присутствовавших не
Виктор внимательно анализировал обвинения. Ему инкриминировали, Во–первых, грубость с коллегами. Да было, пару раз послал Фельдмана подальше, когда тот влез со своими «"гениальными"» советами по следствию. Во–вторых, рукоприкладство. Да было, один раз ударил Айзенберга, когда тот вспугнул немецкого агента своими идиотскими методами проведения следствия, то есть опроса всех поголовно на улице «"не видели ли они иностранного шпиона"». В–третьих, пьянство на рабочем месте. Да было, два раза приходил изрядно подшофе, когда не смогли с Колькой вовремя остановиться и пропьянствовали до утра. Но всё это мелочи, за них в тюрьму не отправят и под расстрел не подведут. А вот это уже серьёзно. Не смог довести до конца дело немецкого агента. Кстати, благодаря «"медвежьей помощи"» Айзенберга, навязанного ему Фельдманом для стажировки. Вступал в контакт с этим агентом. А как ещё прикажете ловить агентов Абвера с поличным? За последний год не сумел раскрыть ни одного дела, доверенного ему партией. Так мы же настоящих врагов ловим, а не в коридорах их выискиваем!
Последнее Виктор сказал уже вслух и угадал. Фельдман взорвался и разразился длинной тирадой «"об обострении политической борьбы, о необходимости безжалостно бороться прежде всего с врагами внутренними, как самыми опасными для пролетарского государства…"». Виктор терпеливо слушал его, в некоторых местах серьёзно кивал, в других иронично качал головой, подогревая Фельдмана и ожидая, той самой крупной ошибки, которую этот болван непременно допустит. Ошибки, которую можно будет повернуть против него. Виктор решил если не оправдаться, то хотя бы утянуть за собой этого самоуверенного кретина. Тот совсем ошалел от безнаказанности, потерял страх, перестал контролировать то, что говорит. На этом и нужно ловить.
И вот, наконец–то, Виктор дождался той фразы, которая перечеркивала капитана Фельдмана несмотря на всех покровителей. Разойдясь выше всякой меры, тот с пафосом вещал:
– В тот момент когда партия и лично товарищ Сталин требуют от нас безжалостной борьбы с врагами, не останавливаясь ни перед чем. Пусть лучше пострадают десять невиновных, чем уйдёт один враг!
Виктор усмехнулся, вот ты Мордка и попался. Боковым зрением увидел, как покачал головой майор Зенкович. В президиуме вдруг замолчал Фельдман, кажется до дурака дошло, что он только что ляпнул. Фельдман стремительно бледнел, в глазах появился страх, больше всего ему хотелось оказаться от этого места как можно дальше. Ещё была робкая надежда, что на его слова не обратят внимание, но Виктор вдруг встал и спросил:
– Вы что же, товарищ капитан госбезопасности, хотите сказать, что товарищ Сталин давал вам приказ невиновных сажать? Или вы своё неумение работать пытаетесь оправдать
Фельдман пытался что–то сказать, но сумел извлечь из себя только хриплое блеяние. В глазах у него плескался ужас, до него дошло, что его специально подставили. Он уже не рад был устроенному им самим судилищу. Нужно было, как ему предлагали, просто перевести Зайцева с понижением куда–нибудь в провинцию, но ему захотелось насладиться триумфом победы над врагом. Вот и допрыгался. Он с испугом посмотрел на капитана Зайцева. А вдруг тот не просто так сейчас выставил его дураком. А вдруг он что–то знает. Ведь недаром говорили, что он с одного взгляда умеет определить предателя.
Виктор поймал тот особенный взгляд Фельдмана, который сразу отличает настоящего предателя от запутавшегося дурака. А ведь ты, Мордка, что–то знаешь? Виктор почувствовал охотничий азарт гончей собаки при виде добычи. Для него уже не существовало капитана Фельдмана, появился подозреваемый, которого нужно прижать и выпотрошить из него всё, что он знает. Фельдман увидел как неуловимо изменился взгляд капитана Зайцева, сейчас на него смотрел не будущий арестант, не нелюбимый сослуживец, а хищник, увидевший добычу. Ему вдруг стало страшно, что его начнут немедленно допрашивать, он кинул взгляд на майора Зенковича, но обнаружил там точно такой же взгляд хищника, но более осторожного. Кажется ему конец! Положение спас лейтенант Айзенберг, в силу своей глупости он не смог понять, что же произошло и, решив что наступившая пауза команда для него, продолжил свой доклад.
Дослушав доклад, в котором лейтенант словами Фельдмана требовал «"очистить славные органы НКВД от разложившихся сотрудников, применив к ним всю строгость социалистических законов"», собрание зашумело, задвигались стулья, коммунисты начали переходить по комнате. Все ждали заключения из доклада, но Айзенбергу его не дали, а сам Фельдман вряд ли мог сказать что–либо осмысленное. После недолгой паузы парторг объявил перерыв, все потянулись к выходу. Одним из первых выскочил капитан Фельдман со своими родственниками. К Виктору подошёл майор Зенкович и пожал ему руку, молчаливо выражая своё одобрение. Растерянный парторг перекладывал бумажки на столе, не зная как завершать собрание. Ему тоже было ясно, что на собрание Фельдман вряд ли вернётся, и искать выход из тупиковой ситуации придется ему самому. А это значит брать ответственность на себя, а делать этого не хотелось. Парторг был человеком умным и понимал, что рано или поздно с тех, кто решает сейчас судьбы других, могут спросить почему они поступали так. И тогда придётся ответить. Именно поэтому он старался не принимать единоличных решений, а ещё лучше вообще находиться в стороне от всего, что происходило. Он подошёл к майору за советом. Они тихо о чём–то шептались, поглядывали на Виктора, майор начал диктовать парторгу проект заключения.
Виктор понял, что этот бой он выиграл. В отделе, конечно, не оставят, как бы Зенковичу этого не хотелось. Но и не посадят точно. А вот Мордка Фельдман рискует отправиться в места не столь отдалённые, потому что Виктор церемониться с ним не будет, и донос обязательно напишет. Клевета на товарища Сталина дело такое серьёзное, что прощать её ни в коем случае нельзя. Даже если он не сделает этого сам, донос всё равно появится, желающие обязательно будут. Даже если покровители спасут Фельдмана и на этот раз, этот случай научит дурака думать что говоришь. И наверняка собьёт с него спесь.
Фельдман так и не появился. Парторг зачитал решение собрания. Капитану Зайцеву выносился строгий выговор с занесением в личное дело. Столь мягкая формулировка поразила Виктора. Он ожидал, как минимум, исключения из партии. А с таким решением могли и на работе в отделе оставить. А вот к добру ли это Виктор так пока и не решил. Взяв след, он обязательно постарается довести дело до конца. И самое лучшее для них с Фельдманом оказаться как можно дальше друг от друга.
Рабочий день закончился своим чередом. Сослуживцы избегали обсуждать произошедшее на собрании, но по поведению нескольких человек было ясно, что доносы на Фельдмана уже написаны. Написал и Виктор. Ему, начавшему всё это, нужно было идти до конца, нравится ему это или нет.