Гроза над Бомарзундом
Шрифт:
Как и следовало ожидать, идея с организацией общиной сестер милосердия Санни понравилась. Кроме пункта о финансировании.
— Ты, правда, собираешься это все оплачивать? — уточнила великая княгиня.
— Не все, конечно, но какую-то лепту внесу. А что?
— Ничего. Просто ты слишком много тратишь в последнее время!
— Разве?
— Я бы даже сказала очень много! Твои пушки с канонерками скоро нас разорят!
— Не драматизируй.
— И не думала! Ты потратил на строительство кораблей свое годовое содержание! Но, позволь
— Послушать тебя Николенька и Ольгой ходят в обносках и питаются подаянием!
— Так вот к чему ты стремишься?!
Надо сказать, что кое в чем моя драгоценная супруга была права. Мое годовое содержание, как совершеннолетнего сына императора, составляло двести тысяч рублей серебром в год. Если помните, как раз такую сумму я выдал Путилову на строительство паровых двигателей для канонерских лодок. Можно, конечно, обратиться в министерство финансов и траты мне компенсируют, но… сейчас война. Государственная казна пуста. Требовать в такой момент деньги лично для себя просто неприлично!
К счастью, это не все наши средства. Александре Иосифовне тоже полагаются выплаты. Сорок тысяч. Плюс, тридцать пять тысяч на содержание нашего с ней двора. Есть еще мое жалование генерал-адмирала. Правда, это всего семь тысяч целковых… особо не разгуляешься… но и с голоду ни мы, ни наши слуги точно не умрем, но вот праздники в ближайшее время сможем устраивать только в долг. А это, сами понимаете, «не вариант»!
— Хорошо. Что ты предлагаешь?
— Наша дорогая тетя Елена Павловна (вдова моего дяди Михаила Павловича Романова) попечительствует многим больницам. Отчего бы ей не оказать помощь и этому начинанию? А если ее средств не хватит, уверена, что маман, — так она называла свою свекровь Александру Федоровну, — и цесаревна Мари (жена цесаревича Александра) не откажут ей в помощи. К тому же у тебя есть сестры!
— Пожалуй, ты права. Но какие-то деньги придется пожертвовать в любом случае. Хотя бы тысяч пять или десять…
— Поверь, милый, эти траты я переживу! К тому же, полагаю, довольно будет и трех…
Честно говоря, Санни меня удивила. Не думал, что она настолько хозяйственная. В чем-то это даже хорошо, что она напомнила мне о семье. Зашился я в делах флота, привык считать миллионами. Так можно и привыкнуть путать свой карман с государственным. Сначала в одну сторону, а потом в другую…
— Пусть будет так. Сегодня уже поздно, а завтра съездим к тетушке и все обсудим. Надо только придумать, как это все подать…
— Об этом не беспокойся. В салоне Елены Павловны и без того все разговоры либо об искусстве, либо о благотворительности. Обещаю, что смогу увлечь ее этой идеей.
— Отлично. Тогда давай поужинаем.
— Ты разве никуда не поедешь?
— Нет. Надоело все к черту. Хочу хоть один вечер провести с тобой и детьми…
— Отчего ты мне прежде не сказал, что собираешься остаться? — на прекрасном лице Санни появилось нечто вроде досады.
— Кого-то ждешь?
— Не совсем. Мне обещали привести одну девочку. Она воспитанница Патриотического института [3].
— Вот как? Как зовут эту достойную барышню и чем она знаменита?
— Машенька Анненкова. Говорят, она очень сильный медиум!
— Не понял…
— Ты разве не слышал о спиритуализме? Очень модное занятие в Свете. Если хочешь, можешь принять участие. Хотя, говорят, она очень пугается мужчин…
— Уволь, родная. Мне слишком часто приходится иметь дело с мошенниками на службе, чтобы встречать их еще и у себя дома. Нет, сама если хочешь, развлекайся, но ради всего святого, не принимай всю эту белиберду всерьез!
— Зачем ты так! — хотела было возмутиться Саша, но я успел закрыть ей рот поцелуем.
Чудны дела твои, Господи. Только что моя дражайшая половина проявила редкостную практичность, которую я в ней к слову совершенно не подозревал, а еще через пять минут, она готова заниматься столоверчением, чтобы пообщаться с духом Марии-Антуанетты!
К несчастью, мои планы побыть с семьей в этот вечер, так и не осуществились. Кто знает, встреть я Анненкову раньше, возможно многих бед в будущем, удалось избежать…
— Ваше императорское высочество, — материализовался перед нами камердинер.
— Что там еще, Кузьмич?
— Курьер из Кронштадта. Говорит, срочное известие…
— Ни минуты для личного счастья. Пусть заходит, чего уж там!
Смутно знакомый мне скороход из Морского министерства протянул плотный конверт с печатью адмирала Мофета. Вскрыв его ножом из слоновой кости, погрузился в чтение и… новости, оказались неожиданно хорошими. Нашим морякам и ученым удалось-таки поднять «Эдинбург». Ну как поднять. Скорее вытащить на мелководье, где его можно максимально облегчить, после чего решить, что с ним дальше делать.
Из позитивного. Машины и котлы практически целы и вполне могут быть восстановлены. Более того, сам корпус блокшипа находится в достаточно приличном состоянии, так что чем черт не шутит, появится у нас еще один трофей. Представляю, как этому «обрадуются» в Лондоне!
Далее. Артиллерия по большей части в исправном состоянии, равно как и припасы к ней. А это порох, ядра, бомбы и так далее. Кое-что, вероятно, придется починить и переснарядить, но это мелочи. Как говорится, не было ни гроша, да вдруг алтын!
Кстати, о деньгах. Среди прочего имущества в трюмах оказались тяжелые железные ящики, очень похожие на те, в которых казначеи хранят золото. Предположительно это ничто иное, как корабельная казна, или даже деньги всей эскадры покойного Чадса… В связи с чем милейший Самуил Иванович приказал временно прекратить работы и выставил кругом караул.
— Дорогая, долг призывает меня немедленно вернуться в Кронштадт!
— Как жалко, — изобразила огорчение Саша.
— А мне-то как… Кузьмич, распорядись, чтоб запрягали экипаж!