Гроза над Миром
Шрифт:
Ее остановили не громкие стоны Нины, а случайный взгляд, брошенный в зеркало на стене. Кто эта женщина в зеленом платье, с раскрасневшимся лицом и сверкающими глазами? Светлые волосы вздыблены, сиси вывалились из лифа... Она дико размахивает плетью, скалясь от жестокой радости. "Неужели я такая садистка?!"
Уронила плетку, упала на колени рядом с Ниной.
– Прости!!
Подняла ее на ноги, (она судорожно хваталась за Полину ослабевшими руками), довела до постели...
– Прости меня!.. У тебя есть обезболивающее в аптечке?
– Спа... сибо...
– Нина слабо пожала ей руку, - Не... злюсь...
Полина так и прикорнула рядом с ней, не раздеваясь, и слыша, как частое дыхание Нины постепенно успокаивается. Ладонь Нины осторожно коснулась ее предплечья, нежно погладила и замерла - Нина спала.
Утром она встала первой и занялась завтраком. Настроение у нее было прекрасное, и она весело болтала, пока Полина угрюмо доедала яичницу с беконом новое кулинарное достижение ветреной актерки. Замурлыкал фон, и Нина вынула его из кармана халата:
– Да, дядюшка! Ну, уж нет!
– и спрятала фон обратно.
Манера Нины разговаривать насмешила Полину, и настроение у нее улучшилось. Выходит, Нина, в самом деле, не сердится на нечаянное избиение, хотя и морщится до сих пор, осторожно присаживаясь на краешек стула. Полину вдруг осенило: мерзавочка сама ее спровоцировала! Как некоторые монахи достигали "просветления" путем самоистязания, так и Нина применила старинный способ выхода из депрессии: довести дело до последней крайности, до физических страданий и маятник качнется обратно...
– Пойду, дам дядюшке развернутый ответ!
– она направилась к видео и, пока она набирала письмо Иву, Полина слышала программу последних известий. 14 июля восемьдесят третьего, восемь двадцать утра. Очередное пламенное заявление любимого президента Солтига по поводу вооруженного конфликта с Островом. Щелканье клавиш затихло, Нина вернулась за стол.
– Давай хлопнем чего покрепче! Ты водку пьешь?
– С утра нет.
Ограничились ганским полусладким и Нинку скоро "повело", она стала словоохотливой. Собеседницей она была интересной, потому что часто меняла темы разговора. И дурак Солтиг, и старая идиотка Хозяйка и как бы перестрелять через одного весь Конгресс... Но это ничто по сравнению с философскими тайнами бытия... Всего тысяча триста восемьдесят три года, как корабль беженцев с гибнущей планеты разделился на сотни посадочных модулей и они врезались в атмосферу "Мира с большой буквы" - ставшего истинным прибежищем немногочисленных остатков человечества.
– Ты начиталась "Тонгани" - сказок Хозяйки...
– вставила Полина, припомнив нашумевшую одно время теорию о происхождении людей. Якобы Хозяйка лично, когда была молодой, сумела отыскать один из спускаемых аппаратов "Аванты-17".
– Вряд ли это совсем сказки. Зачем мы делим время на житейские года: пятнадцать месяцев по двадцати одному дню?
– Для удобства.
– Да. День Терры составлял 24 технических часа против 27.8 наших, в году было 365 с хвостиком дней. Наш "год" получается, почти равен 365 суток Терры наилучшее приближение для ностальгирующих беглецов. А потомкам стало все равно. Только "техническая секунда" все равно чуточку больше обычной и студенты заучивают переводной коэффициент. Потому что это - секунда Терры.
– Ты все еще любовница Ива?
– спросила Полина, чтобы увести разговор в сторону от чересчур взволновавшей Нину темы.
– Как ты - Гуттантиза. Завидую, он очень обходительный джентльмен, не то, что мой придурок. Предлагал снять продолжение "Ангела".
– А ты?
– Нет, нет и еще раз нет! Образ исчерпан.
– Ты ее сыграла, но хоть раз видела вживую?
– Только на плохих фото и портрет - в самом деле, замечательный. Ты спросила так, будто сама ее встречала. И как близко?
– Как с тобой. Рядом. Только не разговаривали. Я предложила ей напиться, когда она шастала по нашей стройке, злая от жары и скуки. Угрюмая женщина с плохими зубами - клыки у ней желтые, порченые.
– Наверное, слишком многих загрызла своими зубками...
– невесело пошутила Нина.
В спальне бубнило видео, сообщая, что получен ответ Хозяйки на законные требования президента Солтига - такой же неприемлемый, как предыдущие.
– Ты не хочешь больше ее играть, потому что поняла, наконец, что она за штучка?
Нина сердито вскинула голову. Выслушав ее резкие, злые слова, Полина решила, что пора прощаться... И, напоследок, не выдержала, спросила, пряча стыд, изо всех сил стараясь не покраснеть:
– А... как твой Андрей поживает?
– Да почем я знаю?
– пожала плечами Нина, - Он льнул ко мне после нашей работы. Но он - не тот человек.
Она поскучнела, к ней возвращалась недавняя депрессия.
Зуммер не работал, и Полина долго стучала в дверь, а потом в досаде пинала ее ногами. И только выбившись из сил, дала себе труда понять, что Андрея нет дома. Подождать, пока вернется? Но некое особое чувство, выразить которое словами она вряд ли смогла бы, подсказывало, что дом пустует без хозяина несколько дней.
Прошлась по дворику, намеченному хилой изгородью, от дома до сарайчика и обратно. Как быть? Вернулась к сараю, дверь закрыта на щеколду и законтрена изогнутым куском толстой проволоки. Не зная, что ищет, Полина открыла скрипучую дверь. Всякая рухлядь, которой дома не место, а выбросить жалко, пара ящиков из-под консервов. Мотоцикл, от него пованивает бензином, но бак пуст. Доска под ногами гулко загремела, и Полина принялась, пыхтя от натуги, откатывать Андреев мотоциклет в сторонку. Теперь доску можно поднять. Внизу темный провал, пахнущий сухой землей и, почему-то, мятой. Полина оперлась руками о края щели, поболтала вытянутыми ногами и, решившись, спрыгнула вниз. Опля! Глубина погреба была в рост Андрея и Полина могла ходить в нем не пригибаясь. Не корысти, а принципа ради, она прихватила с полок одну из стеклянных банок с чем-то съестным, и двинулась дальше. Погреб сузился в узкий проход, темнота Полину не пугала и она храбро шагнула в неизвестность. И через сорок шагов уперлась в тупик.
Наверняка, Андрей выбирался наверх, подтягиваясь на руках. Полина подпрыгнула, как дура, с банкой в руках, та громко булькнула. Чертыхнувшись, поставила добычу на земляной утоптанный пол. Еще разок! Зацепилась вверху за балку и стала подтягиваться, толкая при этом головой деревянную крышку люка. Бац! Люк опрокинулся и, да будет свет! Через секунду Полина стояла в прихожей Андреева жилища. Всякий дом должен иметь, по крайней мере, два выхода и его хозяин следовал сему мудрому правилу. Но, чертов дурак, мог бы и полегче доски подобрать, аж шея болит. Ему-то хорошо, он открывал крышку вытянутой рукой, а ей, Полине, корячиться. Она слазила обратно за брошенной банкой, это оказались маринованные чантерели, и повторила акробатический этюд. Прыгаешь с грибочками ставишь их на край, а потом снова и выбираешься сама.