Гроза над Россией. Повесть о Михаиле Фрунзе
Шрифт:
В раскрытое окно тек ночной, настоянный на запахе цветущих лип воздух, о чем-то добром и грустном шептались листья, круглая тень абажура закрывала глаза Вильгельма Мирбаха.
— Как вы представляете себе восстание против
большевиков? — спросил он, глядя в красивое, породистое лицо Андерса.
— Надежда на переворот возросла, граф. Между большевиками и левыми эсерами идет борьба за власть; на Вятке, на Каме — крестьянские бунты. В Екатеринбурге и Перми собираются лучшие силы империи; освобождение царской семьи — вопрос времени. Все это благоприятствует нашим планам.
—
— Колчак пока только военный министр, а глава Директории Вологодский — личность несимпатичная для вас.
— Вы собираетесь свергнуть Ленина?
— Безусловно, ваше превосходительство.
— Допустим, Ленин свергнут, что же предложите вы России?
— Заключим мир со всеми державами и восстановим монархию. Это — главное. Это — самое главное на сегодня, — подчеркнул Андерс. — Попытаемся удержать генерала Деникина от перехода на сторону англичан или французов и с вашего согласия смягчить жесткие условия Брестского мирного договора. России необходимо восстановить жизненные силы, чтобы стать достойным партнером и союзником Германии...
— Вы немец, капитан?
— Мои предки переселились из Вестфалии в Россию при Екатерине Великой.
— Не скрою от вас, имперское правительство чрезвычайно обеспокоено судьбой многострадального русского царя. Он же родственник моего императора. В Екатеринбурге, по моим сведениям, назревают трагические события, и тут может быть только три решения... — Мирбах распечатал коробку сигар. — Прошу вас...
Андерс ножичком отрезал кончик сигары, закурил, с наслаждением вдыхая позабытый аромат дорогого табака.
— Три решения... — повторил печальным тоном Мирбах. — Первое: большевики могут казнить царя и в этом невозможно помешать им. Второе: чехословацкие легионеры и генерал князь Голицын наступают на Екатеринбург, они могут освободить царя и передать англичанам. Ведь английский король — двоюродный брат Николая. Германии такая акция неинтересна. Есть третье решение — похитить царя. Думаю, у моего императора найдется в Германии безопасное местечко для бывшего императора русского.
— Освобождение его императорского величества — одна из главнейших целей наших. «Центр» посылает меня в Вятку, Пермь и Екатеринбург для установления связей не только с ним, но и со всеми членами царской фамилии.
— Что есть Вятка?
— Губернский городок, традиционное место ссылки революционеров...
— Кто сослан туда большевиками?
— Князья императорской фамилии Игорь и Иван Константиновичи.
— Сыновья царского дяди Константина?..
— Так точно.
— Он, кажется, поэт?
— Да, автор известной песни «Умер бедняга в больнице военной»...
— Я нехорошо знаю русский язык, чтобы оценить красоты его поэзии. Кто еще с ними там?
— Епископ Исидор — непримиримый противник большевиков.
— Когда отправляетесь в путь?
— Завтра, если не отменят поезд. Сейчас можно верить всему, кроме железнодорожного расписания, — усмехнулся Андерс.
— Вам нужны деньги?
— Меня ими снабдили друзья, господин посол.
— В дороге деньги не лишний груз. —
— Ни пуха ни пера — так говорят русские, когда человек отправляется в опасный путь, — поправил Андерс, укладывая пачки в свой саквояж.
— Я же сказал, что нехорошо знаю русский язык, — повторил Мирбах.
Ему оставалось четырнадцать часов жизни.
Наступило шестое июля.
На Лубянке из ворот страхового общества «Россия», где теперь помещалась ВЧК, выполз легковой автомобиль и, оставляя за собой сизый шлейф чада, покатил вниз по Театральному проезду. За рулем сидел фотограф ВЧК, рядом с ним начальник секретного отдела Яков Блюмкин.
Надвинув на глаза кепи с широким лакированным козырьком, Блюмкин поглядывал по сторонам, и было в чернобородой физиономии его какое-то странное торжество. Сам заместитель председателя ВЧК Александрович, его соратник по партии левых эсеров, поручил ему опасное дело.
Автомобиль подпрыгивал на булыжниках Тверской улицы, мелькали особняки, магазины, лавки, церкви, пешеходы, извозчики. Покачиваясь на сиденье, Блюмкин придерживал рукой портфель, сквозь кожу его ощущая тяжелую бомбу. «Вот еду я, никому не известный Яков Блюмкин, но скоро весь мир узнает мое имя. Оно войдет в историю революции для одних как проклятие, для других — как символ борьбы за власть. По векам человеческой истории странствуют вечными спутниками Цезарь и Брут, Марат и Кордэ, Александр Второй и Желябов; так и я стану тенью моего графа. Правда, граф не Цезарь, не Александр, но значителен в историческом времени не он сам, а Момент. Тот самый Момент, когда от легкого толчка рушатся государства, возникают войны».
Автомобиль свернул в Денежный переулок, остановился у подъезда немецкого посольства; Блюмкин и фотограф вышли из машины, предъявили охране удостоверение сотрудников ВЧК.
— Нам нужен по важному делу господин посол, — заявил Блюмкин.
Секретарь доложил графу Мирбаху о неожиданном визите чекистов, тот поколебался, но вышел в приемную.
— Прошу извинить за беспокойство, но ВЧК арестовала австрийского офицера Роберта Мирбаха. Он назвался племянником немецкого посла. Вашим племянником, граф, — с вкрадчивой улыбкой начал Блюмкин. — Он военный шпион, сейчас я представлю его показания. — Блюмкин сунул руку в карман куртки.
— У меня нет племянника. Ничьи показания меня не интересуют, — ответил строго Мирбах.
— А что же вас интересует?
Мирбах недоуменно покосился на слегка побледневшего Блюмкина.
— И вам не интересно знать, какие мы примем меры? — настаивал Блюмкин.
— Нет, не интересно.
— Ах вот как... — Блюмкин вынул револьвер и дважды выстрелил в Мирбаха, но не попал.
Мирбах кинулся из приемной, но Блюмкин выхватил из портфеля бомбу и швырнул вдогонку. Раздался взрыв, Мирбах упал. В посольстве началась паника, Блюмкин и фотограф, позабыв удостоверение на столе, выбили окно, выпрыгнули на тротуар.