Гроза над Россией. Повесть о Михаиле Фрунзе
Шрифт:
— Они уже в приемной.
— Восемьдесят тысяч пудов хлеба голодным собрали... Зовите их, давайте их...
В кабинет вошли крестьяне, в полушубках, валенках, смущенные неожиданным приемом. Ленин усадил их, подвинулся поближе, стал расспрашивать о тяготах пути.
— От Сарапула до Москвы десять суток ползли, — сокрушенно ответил Фаддей Иванович, глава делегации.
— Разруха, разруха... — Ленин вглядывался в простые, бородатые лица. — Мы ведь почти земляки, я из Симбирска.
— Верно, от Симбирска до нас рукой подать, — согласился Фаддей Иванович.
— Побывать в Сарапуле пока не пришлось. У вас там
— Уток видимо-невидимо, а рябчика, а тетерева — страсть! Приезжайте, в самые заповедные места свожу, — живо отозвался Фаддей Иванович.
— Вот кончится война, выберу время и прикачу. Грешный человек, люблю охоту. Помню, как-то крякушу подстрелил, в камыши упала, так я по болоту бродил, бродил, до сих пор жаль — не нашел подранка...
При этом воспоминании Ленину показалось, что каждая вещь в кабинете просияла по-весеннему. Такие кратковременные переходы из тени на солнечный свет были редкой радостью, действительность — голодающие, страшные военные сводки — особенно подавляла Ленина в последние дни.
— Тяжко жить сегодня людям, — снова заговорил он. — В Петрограде сосновую заболонь в ржаную муку подмешивают, в Подмосковье особый сорт съедобной глины открыли. Голодает Россия. — Лицо его потемнело. — Благородное дело вы совершили, — Ленин прикоснулся рукой к плечу Фаддея Ивановича, будто призывая к продолжению разговора. — Народ гибнет от голода, а в России есть хлеб. Есть! — энергично повторил он. — Мне справку дали: только между Сарапулом и Казанью лежит хлеба десять миллионов пудов, а вывезти в Москву, в Петроград невозможно. Нет паровозов, вагонов нет, топлива тоже нет. А за помощь — большое спасибо от правительства, — Ленин вырвал из блокнота листок, написал: «Податели — товарищи из Сарапульского уезда Вятской губернии. Привезли нам и Питеру по 40 000 пудов хлеба. Это такой замечательный подвиг, который вполне заслуживает совсем особого приветствия. А товарищи, кстати, просят их познакомить с профсоюзами. Назначьте им, пожалуйста, поскорее доклад в Совдепе...»
Он передал записку Фаддею Ивановичу.
— Идите к председателю Моссовета, он устроит встречу с рабочими. Потолкуйте с ними о своих нуждах, долг платежом красен, а дружба не знает цены, — говорил Ленин, провожая крестьян до дверей.
Борьба с голодом и гражданской войной легла тяжелым бременем на его плечи.
Чего только не делает он, чтобы накормить голодающих! Просит, требует, приказывает, подгоняет, грозит нерадивым работникам самыми строгими мерами. Телеграммы, записки его летят во все концы республики. От такой, пронизанной болью, записки: «Хлеба, ради бога, хлеба!» — до грозной телеграммы симбирскому губпродкомиссару: «Если подтвердится, что Вы после 4 часов не принимали хлеба, заставляли крестьян ждать до утра, то Вы будете расстреляны» — чувствуется его постоянная тревога за голодающих.
Борьба за хлеб равноценна борьбе за мир. Постоянная, напряженная, бессонная борьба. Чтобы избежать войны, Ленин был готов на неслыханные уступки. В Москву недавно приезжал со специальной миссией представитель американского президента. Президент США обещал отменить экономическую блокаду, прекратить военную помощь антисоветским правительствам в России, если все они сохранят свою власть и территории, захваченные ими у большевиков.
— Если вы согласны, мы быстро подпишем договор, —
— Нам слишком дорога жизнь рабочих и крестьян, чтобы затягивать соглашение, — отвечал Ленин.
Представитель американского президента понял: Ленин готов подписать кабальный договор ради спасения своего народа. Он уехал с проектом договора, но в это время адмирал Колчак начал свое наступление.
Успехи его войск дали союзным державам призрачные надежды на скорый конец Советской республики. Больше они не хотели разговаривать о мире.
А Колчак наступал.
Западная армия генерала Ханжина приближалась к Уфе, Северная угрожала Сарапулу и Ижевску, атаман Дутов перехватил дорогу между Оренбургом и Актюбинском и снова отрезал Туркестан от России.
Колчак теперь главная военная опасность, все физические, все духовные силы нужно сосредоточить на разгроме его войск. Через несколько дней состоится VIII съезд партии. Военное положение и военная политика будет наиважнейшим вопросом его работы.
В кабинет вошел Свердлов с папкой в руках. У него был вид тяжело больного человека: на исхудалом, увядшем лице проступали желтые пятна, губы в пепельном налете и только одни глаза лихорадочно чернели. Ленин видел, как тает его друг и соратник.
Каждую встречу со Свердловым он начинал почти одними и теми же словами:
— Надо же беречь здоровье, Яков Михайлович. Лечиться же надо...
— В такое время валяться в постели? Нет, уж лучше работать до последнего вздоха.
Он присел у письменного стола, снял пенсне, протер стекла.
— Нужны экстренные, исключительные меры, чтобы изменить положение на Восточном... — начал Свердлов, но закашлялся и оборвал фразу.
— Да, положение там грозное. Только в быстром, хорошо подготовленном наступлении залог победы. А для этого нужны боеспособные армии и талантливые полководцы, — подхватил Ленин. — Кстати, главком Восточного фронта предлагает создать группу войск, чтобы не только задержать Колчака на подступах к Волге, но, измотав его в боях, перейти в решительное наступление.
Очень серьезное предложение. Кого же поставить командующим такой группой войск? — спросил Свердлов. — Я перебрал в уме всех наших военачальников: Каменев, Фрунзе, Тухачевский... Командовать несколькими армиями — для этого необходимы глубокие военные знания. Нужен коммунист-организатор, волевой, умный, талантливый... — Ленин откинулся в кресле, потер пальцами лоб, как бы подыскивая ответ на собственный же вопрос.
— По-моему, подходит Фрунзе. Другого кандидата не вижу.
— Фрунзе? У него есть все названные качества? Что ж, обсудим его кандидатуру сперва в Реввоенсовете, потом в Совете Обороны, — решил Ленин.
Михаил Фрунзе настойчиво обновлял командный состав 4-й армии.
По его настоянию Валериана Куйбышева назначили членом Реввоенсовета Южной группы войск. Командиром Александрово-Гайской бригады он поставил Василия Чапаева, комиссаром — Дмитрия Фурманова. Павел Батурин стал инструктором особых поручений при командарме, Иосиф Гамбург уехал в Уральск начальником военного снабжения армии.
Красноармейцы сразу почувствовали твердую волю нового командарма. Армия возрождалась на глазах: исчезла анархия, прошло уныние, смятение сменилось уверенностью.