Гроза над Россией. Повесть о Михаиле Фрунзе
Шрифт:
Три цели были у Михаила Фрунзе на Туркестанском фронте.
Первая и самая тяжелая — разгромить группу войск генерала Белова, Толстова, Дутова, очистить от них территорию Оренбургской и Уральской губерний.
И была вторая цель — пробиться из Самары в Ташкент, изгнать из Бухары, Андижана эмиров, ханов, басмачей, колониальные войска англичан.
А третья заключалась в военной помощи Южному фронту в его борьбе против Деникина. Для этой цели Фрунзе подчинили 11-ю армию, не пропускавшую в Астрахань барона Врангеля.
Ленин настоял на том, чтобы командующим этим необъятным фронтом был назначен именно Фрунзе. Центральный Комитет партии учитывал не только
А чтобы командующему легче работалось, членом Реввоенсовета Туркестанского фронта назначили Куйбышева, заместителем оставался Новицкий — с ним особенно хорошо работалось Фрунзе.
Новый план был трудным в своей простоте. Надо было окружить и уничтожить три армии белых в районе Орска — Актюбинска, отрезать им пути на юг, к Деникину, и на восток, к Колчаку.
Эту операцию возложил Фрунзе на 1-ю армию.
Первая армия перешла в наступление на Актюбинск; на помощь ей от Аральского моря выступила Казалинская группа войск. Эта группа должна была ударить в тыл колчаковцам и не пропустить их на юг. В то же время Тухачевский получил приказ, перекрыв пути на восток, овладеть Орском.
Удары последовали сразу с трех сторон. За неделю красные глубоко вклинились во фронт противника, разрывая его на части.
Белые теряли станицу за станицей, но все же им удалось закрепиться на рубеже реки Илек. Там в конце августа и развернулись ожесточенные бои.
Командарм-1 ввел в дело свежую силу — Татарскую стрелковую бригаду, сформированную в Казани. Она прибыла на Восточный фронт и с ходу вступила в бои с белоказаками.
Боевое крещение татары получили при форсировании реки Урал. Августовскими ночами они сосредоточили свои полки на берегу, подготовили лодки, плоты. В три часа утра в густом тумане началась переправа. В предрассветной тишине всплескивала под веслами вода, фыркали лошади, тяжело дышали бойцы.
Якуб Чанышев — молодой артиллерист и комиссар дивизиона — переправлялся на плоту вместе с прислугой батареи и каждым нервом своим чувствовал подстерегавшую опасность. Лишь бы успеть, только бы не заметили...
Быстрое течение сносило плот, вода захлестывала артиллеристов, орудие кренилось набок. Чанышев, ухватившись за колеса, с трудом удерживал его. Был он богатырски силен, но теперь казалось — не хватит ни силы, ни ловкости, чтобы не упустить соскальзывающее с бревен орудие.
Плот сел на отмель. Вместе с бойцами Чанышев выволок орудие на берег, даже не заметив, как расползлись туманные завесы и солнце уже заливало желтым светом лодки с людьми, всадников, стоявших в седлах со вскинутым оружием.
Уже половина бригады высадилась на берег, когда казаки открыли пулеметный огонь по переправе. Вода закипела от пуль, срывались в воду бойцы, опрокидывались неуправляемые лодки.
Откуда-то из высоких степных трав появилась конница: с гиканьем, свистом мчались казаки на высадившихся татар.
— Орудия к бою! Бить картечью! — приказал Чанышев.
Артиллерист замешкался, Чанышев подскочил к орудию.
Он посылал снаряд за снарядом в темную, стремительно приближавшуюся лавину; картечь с визгом разламывала, сметала казачью конницу. Из кустов заговорили татарские пулеметы, появились конники. Они вылетали из реки, мокрые с головы до ног, оставляя за собой радуги брызг, и с каждым новым всадником у Чанышева прибавлялись силы.
Он стал замечать все, что не видят обычно в начале боя.
В десяти шагах от него
Две юные девушки в белых платках, пригибаясь к земле, уносили в укрытие раненого бойца. «Это же Марьям и Айша из Третьего полка», — подумал Чанышев, но тут новая картина открылась взору.
Во весь опор на него скакал чернобородый, длинноволосый человек в черкеске и стрелял из нагана; пули попадали в орудийный ствол и рикошетом косили траву. Всадник был уже рядом. Чанышев выстрелил в его жеребца. Жеребец вздыбился и сбросил седока. Он поднялся и прихрамывая, зигзагами побежал в степь, полы черкески стелились желтыми крыльями.
— Это не казак, это скорее кавказец, — решил Чанышев и выстрелил вдогонку, но промахнулся.
Все, что видел и запомнил он, продолжалось секунды, потом снова начался угарный азарт боя.
Татары дрались с лихостью, и казаки, сами лихие рубаки, не выдержав, начали отступать с той поспешностью, что порождает панику.
На третий день боя татары освободили сильно укрепленную крепость Илецкая Защита и остановились в ожидании нового приказа.
В крепость прибыл Фрунзе. Он поздравил бойцов и командиров с успешным наступлением, наградил многих подарками, а командирам велел выдать новое обмундирование.
Впервые в жизни Чанышев надел кожаную хрустящую куртку, зеленые с синими леями галифе, хромовые сапоги. Черноглазый, чернобровый, сам одетый в черное, явился он на прием к командующему.
Несмотря на свою молодость, Чанышев уже познал, что такое война. Он надел шинель еще в царские времена, служил фейерверкером и был любимцем всех артиллеристов. На фронте он вступил в партию большевиков.
С нескрываемым интересом смотрел он на Фрунзе, думая, сумеет ли точно и верно перевести речь командарма на татарский язык. «Слушай и запоминай, Якуб, и чтоб твои татары не задавали ненужных вопросов».
— Ипташляр! Кзыл аскерляр! [2] — начал свое обращение к воинам Фрунзе.
У Чанышева дрогнули от удивления брови: командарм, говорящий по-татарски? — было чему удивиться.
Фрунзе продолжал, без усилия выговаривая татарские слова и уже одним этим покоряя сердца бойцов:
— Мы идем в Туркестан не как завоеватели, а как освободители киргизов, узбеков, туркмен от феодального рабства, от ханов и английских колонизаторов. Только наш поход — не простая военная операция: мы несем на Восток революционные идеи. Мы должны убедить народы Средней Азии, что отныне и навсегда они свободны и равны среди других народов России. Один английский поэт провозгласил: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись!» Великие поэты Востока проповедовали свободу и дружбу, теперь они наши союзники, а не поэты, утверждающие расовое превосходство. Мы будем привлекать на свою сторону азиатские народы не пулями, а правдой. Правда сильнее пуль! Произнесенная на родном языке, на десятках языков, она проникнет в сердце каждого аткаменера [3] , засияет в глазах каждого джигита. Нести нашу правду на родном языке — это необыкновенно важное дело, и я смотрю на Татарскую бригаду как на знаменосца идей революции...
2
Товарищи! Красные солдаты! (татар.).
3
Бедняк (каз.).