Гроза над Россией. Повесть о Михаиле Фрунзе
Шрифт:
— Солнце заставило кричать камни пустыни, — встревоженно сказал проводник, показывая на ржавые валуны.
— Такая жара в декабре... А что тут летом? Огненный ад...
— Кричащие камни предвещают черную бурю, — опять сказал проводник.
Если конники страдали только от жары и жажды, то стрелки выбивались из сил, увязая в рассыпающихся песках. Какой-то боец, не выдержав солнцепека, потерял сознание, шедший рядом красноармеец, спасая товарища, помочился на его голову. Боец пришел в себя, но уже не мог идти. Куйбышев отдал ему жеребца, а винтовку и подсумок с патронами закинул себе за спину.
Вечером солнце затянула желтоватая пелена
— Привал, — скомандовал проводник. — Идет черная буря...
Хотя не было никаких ее признаков, Куйбышев приказал разбить бивак. Верблюды со стоном ложились на землю, лошади опустили головы, раздувая пыльные ноздри, красноармейцы жадно тянулись к бурдюкам с водой. Куйбышев еще и еще раз предупредил о бережном расходовании воды, сам с трудом оторвавшись от соблазнительной фляги.
Прошло полчаса в затишье. Куйбышев полулежал, прислонившись спиной к песчаному холмику, и смотрел на меркнущее солнце.
С юга подул испепеляющий ветер, вздымая, волоча и клубя песчаные тучи. С визгом и скрежетом запрыгали камни, песчаные струи слились в сплошной поток, и пустыня словно обеспамятовала.
Буря обрушилась на бивак песковоротами, барханы стали смещаться. Пушки забивало песком. Бойцы легли навзничь, пряча в воротники шинелей глаза и уши. Песок обжигал тело, разъедал глаза. Куйбышев со страхом подумал: выдержат ли бойцы атаку взбунтовавшейся стихии? Сам он чувствовал себя ничтожной песчинкой в хаосе песка и ветра.
Три часа бушевала черная буря и унеслась на север. Пустыня успокоилась, небо очистилось от пыли, задышало прохладой. Утром люди долго приводили себя в порядок, выбивали песок не только из одежды, но и из орудийных стволов. Куйбышев, пораженный, смотрел на изменившийся пейзаж: барханы переместились и теперь вытягивались с юга на север и не было никаких следов на песке, кроме их собственных.
Четыре дня продолжался этот поход по Каракумам, и Куйбышев снова убедился в выдержке своих бойцов. Они стойко переносили жару и жажду и заиндевелые ночи пустыни. Не слышно было ни жалоб, ни ропота.
К исходу четвертого дня проводник показал на высокую песчаную гору.
— За этой горой — Айдин, — сказал он как о чем-то обыденном. — Обогнешь гору — выйдешь на железную дорогу.
Куйбышев решил напасть на Айдин перед рассветом; было в запасе несколько часов передышки. Бойцы выпили последнюю воду и прилегли. Измотанный до предела, Куйбышев грелся у маленького костерка, радуясь, что удалось подойти к противнику незаметно. «Генерал Литвинов не подозревает о нашем присутствии. А если бы знал, подготовил бы встречу, ведь он может вызвать подмогу из Красноводска. Надо взорвать железную дорогу и телеграфную линию и лишить генерала связи с городом».
Голова Куйбышева склонилась над синими углями костерка, дремота окутывала мягкой пеленой. Очнулся он от чьего-то прикосновения.
— На горе всадники, Куйбаши-ака, — шептал проводник.
Куйбышев вскочил, ухватился за бинокль. На круглой вершине горы маячили пять всадников, — должно быть, разведчики-белогвардейцы. У Куйбышева упало сердце. «Мы обнаружены! Внезапность нападения исчезла, тайна открыта. Генерал Литвинов успеет подготовиться к отпору, а нам нет хода назад... Догнать, перехватить разведчиков, как можно скорее взорвать железнодорожный путь и телеграфную связь», — решил Куйбышев и тут же отдал приказ.
Группа преследователей помчалась наперехват белым. Куйбышев, нахлестывая своего жеребца, скакал впереди.
Белые
Куйбышев выехал на железную дорогу в тылу противника. Он отдавал себе отчет в том, что разведчики уже сообщили о появлении красных, и был обескуражен беспечностью генерала Литвинова: нет никакой охраны на железной дороге. Удалось беспрепятственно взорвать рельсы, свалить телеграфные столбы. Подъехали поближе к станции — там сонная, безмятежная тишина.
«Странно, невероятно! Неужели белогвардейцы все еще не знают о нас?» — подумал Куйбышев и поскакал навстречу уже поднимающемуся в гору отряду.
С горы открывался просторный вид на Айдин: запасные пути забиты поездами, вокзал, депо, здания четко вырисовываются на песчаной равнине.
Захваченные врасплох белогвардейцы метались по станции и гибли под пулями красных. С вершины горы Куйбышев видел, что равнина буквально усеяна бегущими.
В штабе успевшего скрыться генерала Литвинова Куйбышев обнаружил рапорт разведчика. Он доносил генералу, что в четырех верстах от Айдина появился большой отряд красных с артиллерией и конницей. На рапорте красивым мелким почерком было написано: «Арестовать паникера. Чтобы в четырех верстах могли очутиться красные — это исключено. Генерал Литвинов».
Причина его беспечности стала ясна.
— Мы берем вашу ладью и объявляем шах и мат, товарищ командующий. Не угодно ли еще партию?
Фрунзе смешал на доске фигуры.
— Хватит, я что-то устал.
— Тогда на боковую и спим до Актюбинска. — Гамбург расстегнул воротник гимнастерки, зевнул, прикрывая рот ладонью. — Ползем как черепахи, при такой езде в Ташкенте окажемся через месяц...
Фрунзе промолчал. Гамбург повернулся к окну, вглядываясь в проползающие заснеженные просторы. Белая, бесконечная, печальная степь утомляла глаза.
— Пойду сдать, — повторил Гамбург и вышел из салон-вагона.
Фрунзе пересел на диван, скрестил на груди руки. Задумался. Фронты, события, люди — бурный поток времени мгновенно прошумел перед ним. Прошло всего девять месяцев после Бугурусланской операции — первой победы над могущественным врагом, а как все изменилось! Колчак сидит в иркутской тюрьме. Сто тысяч его солдат взято в плен, военные трофеи неисчислимы. Золотой запас России — шестьдесят с лишним тысяч пудов золота и драгоценностей — возвращен народу. «Я телеграфировал Ленину о ликвидации Уральского фронта, а теперь сам получил телеграмму от Куйбышева: Закаспийский фронт перестал существовать, Куйбышев приближается к Красноводску. Куйбышев? Валериан? Прекрасный товарищ, великолепный организатор, но все почему-то думалось — партикулярный человек. Сейчас вижу в нем талант военачальника. Но откуда он, этот талант? А я сам что — военная косточка? Читать на досуге Клаузевица и Бонапарта маловато для военного дела. Революция растит таланты, борьба за народ поднимает их. Наши полководцы знают, за что воюют, и потому побеждают. Знание — половина успеха. Вера в правое дело — полный успех. И как синтез правого деда и знаний — победа. Военные знания, которые царские генералы приобретали годами в стенах академий, наши командиры получают в кровавых столкновениях с врагом. Революция пробудила умы, раскрыла таланты, дала смелость, сноровку, находчивость, уверенность. Самый лучший пример — Чапаев. Вот в ком воплотился дух революции...»