Гроза тиранов
Шрифт:
Цыганка громко охнула и закачалась. Видимо, сеанс такой связи отнял у нее последние силы:
– Верь мне, человек… Верь мне, ибо я умираю, и уже нет сил убеждать тебя дольше.
Алекс смог только спросить:
– Ка-ак?
Старуха отмахнулась.
– Захочешь, увидишь сам… Мы в новой крепостной стене у Котора. Ты найдешь… Спеши, человек не из моего мира. Спеши!.. И помоги моей внученьке, если уж не смог помочь мне…
Образ пропал. Потемкин проснулся.
Он долго плескал себе в лицо холодную дождевую воду из ведра на крыльце. В доме раздавался могучий
– Как?! – он вспоминал последние слова старухи, ее предложение и понимал, что ему сейчас бросили то, на что он уже не мог и надеяться. Пускай ниточку, но надежды! – Как?!
Чью помощь она сможет предложить? Кого надо найти? Кто может ему помочь? Ему, заброшенному почти за двести лет до собственного рождения, в тело другого человека? Кто еще способен на перенос души через время, если тот, кто сделал это, мертв там, в веке двадцать первом, и еще не рожден здесь, в веке девятнадцатом?
И тут же в голове всплыл давно очевидный ответ. Алекс застонал от собственной неспособности заметить то, что все это время лежало на поверхности под самым его носом. Губы парня сложились и выдали единственно правильный вариант:
– Нелли!
Глава 4
Нелли
1
Жжение в груди парализовало легкие. Хотелось вздохнуть, но каждое движение отзывалось такой болью, что скрюченное в агонии тело отказывалось повиноваться.
Нелли умирала.
Ощупью она нашарила руку деда. Старик упорно читал над головой заклинание. Что-то свое, древнее, забытое.
В низу живота начал разливаться холод. Не прохлада, не легкие мурашки озноба, а пробирающий, леденящий, превращающий теплое податливое живое тело в абсолютное ничто хлад смерти. Из глаза потекла одинокая слеза.
Как же хотелось жить! Не важно как, лишь бы еще вдыхать ароматы цветов, ощущать на ладонях чужую руку, пропускать через пальцы журчащую воду по утрам, смеяться, петь, разговаривать, думать! Как хотелось жить!
Нелли одними губами начала повторять за дедом слова заговора. Непонятные, чужие.
Она верила, что даже на краю он еще способен побороться… За нее, за себя. А раз так, значит, она тоже должна… Верить, искать, пробовать.
Слова начали приобретать смысл, складываясь в воспаленном сознании в причудливую мешанину ярких необычных картин. Фантасмагорию, бред. Неужели такое приходит в последние мгновения? Или?
Она ощутила короткое пожатие.
В комнату влетел Алекс. Его лицо расплывалось в дымке, таяло и отекало, странно меняясь, оплывая, обретая незнакомые черты и краски.
Дед говорил, но она не различала слов – лишь старалась удержать сознание от падения в заготовленную яму небытия. Будто что-то последнее, слабое, шаткое, тонкое, держало ее на краю.
Сухая рука легла в ладонь. Холод в низу живота замер на долю секунды.
Голос деда окреп.
И она упала…
2
Звук
Сморщенная старуха в засаленном переднике изумленно остановила работу, отложила скребок. А затем кинулась к лежащей в углу девушке.
– Фирюза, деточка! Ты меня слышишь? Ты понимаешь, что я говорю?!
Нелли кивнула.
Кто эта старуха? Почему на ней лишь протертый до дыр старый халат и какие-то обноски вместо нижнего белья? Тело непривычно ломило.
Где дед?!
Девушка оглянулась. Старуха, шамкая беззубым ртом, теребила ее за руку, что-то быстро спрашивая и не дожидаясь, сама отвечала, поддакивала, кивала. Сумасшедшая?
Потянулась, тут же в боку заболело. Откуда синяк? Где деда и Алекс? Где она сама?
– Послушайте, ува… – Нелли охнула и закрыла ладошкой собственный рот.
Родная речь вылетала изо рта корявой хрипящей белибердой.
Старуха опешила, замолкла на секунду и тут же разразилась длиннющей тирадой. Слова упрека в ней легко перемежались обидами на мир, старческим брюзжанием, охами и ахами. Неправильным было только одно. Бабка причитала на турецком языке.
Нелли не успела даже понять, к чему это все, как в боку опять что-то заболело. Она отодвинулась. В поясницу ей упиралось полотно большого зеркала. Широкое, в богатой оправе. С заметной царапиной внизу. Такое же она натирала, готовя сеанс нефтяной вдовушке. Такое же? Девушка вгляделась пристальней. Это! Лишь золота на оправе сейчас было побольше, да полотно еще сохранило ясность.
Она отстранилась от тихо бормочущей старухи.
Сверху послышался скрип двери. Повелительный возглас вернул бабку к отложенным делам.
Все, что разобрала Нелли, было:
– Хвала Госп… Аллаху, деточка. Не держи на меня зла за тот раз…
– Баби-калфа, ты собираешься работать, или мне приказать вылить твой обед в канаву?
Голос шел из-под потолка.
Старуха согнулась в поклоне и быстро залепетала:
– Сейчас, сейчас, о уважаемая ханум. Я только порадовалась за Фирюзу, которой всемилостивейший Аллах вернул ее разум.
– Правда?
Перестук сандалий или туфель, и над Нелли склонилась еще одна колоритная особа. Дородная тетка в десятке всевозможных юбок, поверх которых напялен еще и халат, дорогие ручной работы сапожки смотрятся нелепо рядом с вуалью, укрывшей половину лица и закутавшей шею. Бабища скептически осмотрела фигурку Нелли, вжавшуюся в свой угол и, хмыкнув, выпалила:
– Не похоже.
Баби, не разгибаясь из поклона, пихнула Нелли ногой. Больно!
Девушка охнула и схватилась за ушибленную голень. Сквозь зубы тихо выскочила парочка ругательств.
Тетка удивленно закатила ярко накрашенные глаза, склонила голову.
– Аллах велик!
Бабка рядом поддакнула.
Но взгляд тетки скользнул дальше, за спину девушки. Глаза матроны недобро сузились.
– Это зеркало, которое господин поручил вам привести в порядок?
Бабка бухнулась на колени.