Гроза зреет в тишине

ГРОЗА ЗРЕЕТ В ТИШИНЕ

Авторизованный перевод с белорусского МИХАИЛА ГОРБАЧЕВА.

Художник К. ТИХОНОВИЧ.

Несколько недель подряд гудели рельсы, что с юга и запада сбегались к городу Ржеву. Несколько недель подряд, не умолкая ни на час, лихорадочно стучали колеса тяжелых составов, нагруженных желтыми танками и людьми в зеленой форме. Подкатив к Ржеву, составы останавливались, торопливо выбрасывали из вагонов и платформ груз и мчались назад, в степи Украины, к Черному морю, в Польшу, Германию, а то и дальше, на берег Ла-Манша, — за новым грузом.

В конце августа выгрузились последние батальоны двенадцатой по счету дивизии, и многотысячная лавина с гулом и лязгом начала растекаться по старым разъезженным трактам, по кривым и тесным проселкам.

На восток.

На Москву.

Но лавина вдруг остановилась, а потом начала спешно зарываться в сырую, пропахшую порохом и человеческой кровью, землю. На большом участке фронта, от Ржева до Вязьмы и дальше, — до Белого и Юхнова, там, где еще вчера люди глохли от адского грохота тысяч орудий и непрерывных бомбежек, воцарилась тишина, неожиданная, действительную причину которой не сразу поняли даже в больших штабах.

Неожиданной, даже подозрительной показалась она и капитану Кремневу, командиру дивизионной роты разведки. Да и в самом деле: что заставило фашистскую машину затормозить в то самое время, когда она только-только набрала разгон? Нет ли во всем этом какого то маневра, новой, хитро задуманной, авантюры? Не для того же сняли гитлеровцы с других фронтов такую грозную силу, чтобы упрятать ее в дотах и блиндажа: где-то на Ржевском направлении!..

И хотя у каждого бывалого воина эта неожиданная передышка вызвала внутреннюю тревогу, все были рады такому повороту событий.

Радовались солдаты, что наконец-то можно будет помыться, сменить грязное, пропахшее потом белье сбросить с ног сопревшие портянки, что можно будет выспаться, пусть себе и не в кровати, а просто на соломе, ощутить аромат свежей, только что обмолоченной ржи... А может, даже повезет, и они вволю... Нет, бог с нею, с сытной едой! Хоть бы помыться и выспаться, спокойно уснуть, твердо веря, что завтра проснешься снова.

Радовались и командиры. Их тоже измотали бесконечные жестокие бои, и они, не меньше солдат, мечтали о чистом белье и отдыхе. Но занимало и другое: надеялись, что за время передышки, наверное, подойдут резервы, поступит новое оружие: быстроходные танки, долгожданные многозарядные автоматы, мощные противотанковые орудия и — «катюши»? Тогда держись фриц!..

На четвертый день затишья многие части начали скрытно отходить в тыл.

Как-то ночью снялась с передовой и дивизия, в которой служил капитан Кремнев.

Шли без привалов всю ночь. Шли то глухими лесными

Шли отдыхать. Отдыхать впервые за пятнадцать месяцев войны! И когда ласковое, веселое сентябрьское солнце залило неярким светом старый сосновый бор по узким дорогам которого растекалась дивизия, поступил приказ: остановиться и строить жилые землянки.

Жилые землянки!.. Землянки в золотистом бору и так далеко от фронта, что сюда, пожалуй, не долетит даже снаряд из дальнобойки!..

Нет, это была не просто радость. Это было счастье.

Через три дня в сосновом бору вырос лагерь-городок с линейками, с парками для орудий и автомашин, с грибками для часовых, с кухнями и курилками. А чтобы еще больше подчеркнуть, что началась новая, «тыловая» жизнь, неугомонные старшины рот вывесили в каждой землянке графики дежурств и правила внутреннего распорядка: подъем, физзарядка, завтрак, занятия, обед, снова занятия, отбой.

Землянками, построенным лесным «городком» солдаты гордились. Нравилась им и «столовая» — поляна, на которой ровными рядами стояли самодельные столы. На этих столах они три раза в день делили хлеб: буханка на десять человек. На этих столах чистили свои трехлинейки. На этих же столах писали и скупые солдатские письма.

Даже требование старшин — подшивать белые подворотнички — нравилось. И только на распорядок, на подъемы, и отбои, смотрели косо, порою незлобиво ворчали: чего, дескать, не выдумает человек, когда изнывает от безделья! Придумали: строевая! А на кой черт она тут, на фронте, нужна? Перед фрицами, что ли, строевым шагом маршировать?

Или вот еще: учат ползать. Да когда над головой засвищут пули — и без науки поползешь, да еще как! Травкой-плауном по землице виться станешь, прильнешь к ней, как к родной матушке после долгой разлуки!..

Ворчать — ворчали, но приказ есть приказ, и как только строительные работы в лагере были окончены, все не медля приступили к занятиям. Учились стрелять, ползать, рыть окопы, колоть штыком и бить прикладом, бросать гранаты и резать колючую проволоку, — короче, вернувшись из самого пекла войны, опять учились воевать.

Готовилась к занятиям и рота Кремнева. Кремнев облюбовал себе учебное поле километрах в четырех от штаба дивизии, на берегу реки. Тут сохранилась почти не поврежденная бывшая немецкая оборона с глубокими, в рост человека, окопами, с блиндажами и дотами, с густой сетью колючей проволоки и даже минным полем. И где, как не на этом заброшенном поле войны, можно было учить разведчиков переплывать реку, снимать мины, подкрадываться к вражеским окопам, бесшумно резать проволоку и без единого выстрела брать «языка»?

Кремнев решил руководить занятиями сам. Он был уже опытным разведчиком, участвовал еще в боях с белофиннами. Теперь он составил программу занятий, которая, по мнению помощника начальника штаба по разведке и всех командиров взводов, получилась очень интересной.

Но осуществить ату программу так и не пришлось.

В ту самую ночь, когда готовились выйти на первые занятия, связной доставил приказ: капитану Кремневу срочно прибыть в штаб армии...