Гроза
Шрифт:
– Котёнок ты мой. – Нежно склонившись над ней, Валерия влажными от вина губами поцеловала её. Получилось звонко и весело.
Люба цедила рубиновый хмель напитка, скользя взглядом по подтянутым, красиво сложенным бёдрам, очертания которых и под брюками манили и чаровали сердце до тягуче-медовой тоски. Она уже сейчас была готова опять распластаться под Валерией, чтобы попробовать ещё что-нибудь «вкусненькое», но той требовалось время – прийти в себя, подумать, отдохнуть.
– А дома тебя не хватятся? – нахмурилась вдруг она, глянув на часы.
– Всё в порядке, – ероша ей волосы, заверила
Развалившись на подушках, Валерия смотрела на неё с добродушной усмешкой.
– Всё-то ты продумала, великая комбинаторша. А я и попалась. – Она провела ладонью по лицу, безуспешно пытаясь стереть улыбку. – Ох, попалась…
Пушистый комочек умиротворённого веселья лукаво пискнул, подтолкнув Любу рассказать предысторию этого «завоевания». Закусив губу и смешливо подрагивая уголками рта, Валерия слушала повесть о том, как увлечённая любительница фемслэша умозрительно свела её и подругу-блондинку в пэйринг, после чего по совету приятельницы провела спецоперацию под кодовым названием «Наглядное пособие по эротическому садоводству».
– Мда, значит, спалилась я… Выходит, ты уже давно на меня глаз положила. Вот зачем ты своей «ягодкой» тогда отсвечивала, чертёнок маленький! Вот ты чертёнок, а?… Вот я тебя сейчас по месту-то этому, которое приключения любит… – Валерия отвесила нежный шлепок по Любиной попе. – Что ж, грамотно ты сети расставила. Развела меня, как школьницу…
– Да, ты попалась! – Люба обняла её, по-хозяйски закинув ногу и крепко чмокнув в висок. – Всё! Моё. Никому не отдам!
– Постой, – насторожилась вдруг Валерия. – То есть, ты своей подружке о нас рассказывала?
– Ну да, – пожала плечами Люба. – Не беспокойся, фамилий я не называла и фотографий не показывала. Кстати, я даже фамилии твоей до сих пор не знаю, только имя-отчество.
– Лежава, будем знакомы, – сказала Валерия, встряхивая руку девушки.
– Сорокина, – в свою очередь весело представилась Люба, отвечая на рукопожатие поцелуем в щёку. – И да, в прошлом году я даже не помышляла о том, чтобы начать с тобой встречаться. Я тебя только сейчас по-настоящему увидела… В тот вечер, на шашлыках, когда ты пела.
Она освежила виноград, ещё раз ополоснув его, и поставила тарелку на постель. Его бархатистая, покрытая сизовато-розовым румянцем кожица, мерцая капельками воды, дышала прохладой. После каждой ягодки они окунались в сочные, тягучие и клейко-сладкие поцелуи, и Валерия понемногу начала снова заводиться. Дыхание вновь заскользило по коже Любы, рисуя тёплые завитки на шее, груди и животе, а потом влажный, щекотный жар прильнул между ног, впуская в неё светлые молнии дрожи. Тактично, проницательно, филигранно и беспроигрышно Валерия предлагала те ласки, к которым Люба была сейчас готова, прежде всего заботясь об её удовольствии; опять растроганная до слёз, девушка не могла не отплатить за самоотверженную нежность капелькой смелой инициативы. Они устроились в постели на коленях, лицом друг к другу, притираясь, примериваясь и ища идеальные углы и точки соприкосновения; взгляды и руки не размыкали своего тёплого сцепления, а движения текли анданте – размеренно-мягким, покачивающимся ходом. Почувствовав первые острые проблески, Люба начала ускоряться, но Валерия наставнически-ласково придерживала её пылкий порыв, призывая к обстоятельной неспешности, и снова оказалась права. Без единого неуместного слова, одним лишь упругим, но настойчивым
– Сейчас бы в душ, – мечтательно вздохнула Валерия, устало и умиротворённо растягиваясь на постели. – У меня на участке банька есть… Париться сил уже нет, можно просто так ополоснуться. Пойдёшь?
– М-м, – лениво простонала Люба.
– Пойдём-пойдём, – с поцелуем в ухо щекотно шепнула Валерия, заставляя девушку подняться.
По-летнему душный майский вечер окутал плечи Любы, дохнул в лицо, огладил шею горячей пустынной лаской. Что-то назревало в томительном воздухе, пряталось в пыли под лопухами, покрывало яблоневые кроны тревожной бледностью.
– Вода, наверно, холодная, – невольно поёжилась Люба.
– Да какая ж она холодная? – Валерия набрала два ведра и потащила к бане. – Сегодня жара такая, а она целый день в открытой бочке на солнце стояла – тёплая даже!
Раздевшись в тесном предбанничке, они в полумраке парилки тёрли друг другу спины губкой. В луче света, падавшем сквозь крошечное оконце, Люба разглядела у Валерии с задней стороны плеча какую-то шероховатость кожи – не то ожоговый рубец, не то шрам от сведённой наколки.
– А что тут было? – Она тихонько поцеловала это место.
– Да так… По молодости-глупости наколола какую-то ерунду, потом сводила, – ответила Валерия. – Потри мне ещё вон там, между лопатками… Ага…
Она намылила свои короткие волосы шампунем и ополоснула, а Люба голову мочить не стала: её русалочьей шевелюре пришлось бы долго сохнуть, а фен она с собой не догадалась захватить. Закрутив высокий пучок и закрепив зажимом, она помылась только от шеи до пят. Ещё долго думалось ей о сведённой наколке: может, там было имя той блондинки?
– Ну вот, другим человеком себя чувствую, – сказала Валерия, когда они, освежённые, вышли под открытое закатное небо, в котором нависли багровые облака. – Ты кушать не хочешь, Люб? А то я сегодня и на работе с обедом пролетела, и дома не поужинала…
– Прости, это я тебе поесть не дала, – смущённо засмеялась Люба.
– Я лучше откажусь от еды, чем от секса с прекрасной девушкой, – со светлым, ласковым блеском в глазах шепнула Валерия, коротко и быстро чмокая Любу около уха.
Холодильником ей служил погреб. Выудив из него на верёвке большое пластмассовое ведро, полное продуктов, она сказала:
– Выбирай, что будешь… Тут творожки-йогурты, молоко, кефир, сок. Сейчас ещё и в шкафчике что-нибудь нароем.
Люба грызла овсяное печенье с грушевым творожком, а Валерия заварила себе кипятком геркулесовую кашу быстрого приготовления. В погребе обнаружилась пыльная банка вишнёвого варенья – судя по расплывшейся от сырости надписи на этикетке, позапрошлогоднее, и Валерия заварила чай. Пока он настаивался, Люба шаловливо гладила её под столом ногами, но та только устало улыбалась.