Гроздья Рябины
Шрифт:
– Герман должен учиться в МГУ, на математическом факультете, – торжественно провозглашал учитель математики Бабошин. Герка был его любимым учеником.
Все выпускные экзамены Герка сдал на пятерки, а за сочинение “Образ товарища Сталина в советской литературе” на пяти страницах, наблюдатель из районного отдела образования поставил ему пятерку за содержание и тройку за грамматику, итого тройка. Ошибок было три: современик с одним н, и недоставало двух запятых, которыми, по мнению районного чиновника, следовало выделить обособленное определение. Напрасно Евгения Самойловна, учительница русского языка и литературы, в слезах убеждала, что современик это
На выпускном вечере должны были объявлять результаты и вручать аттестаты зрелости. По такому случаю Герке купили костюм, первый в его жизни, серый, как старая мышь. Было не до выбора, костюм висел на тощем Герке, как на вешалке, в брюки можно было бы всунуть двоих таких, как он. Мама три дня ушивала, подшивала, подгоняла, но все равно Герка чувствовал себя неловко и скованно в пиджаке с накладными, торчащими вверх плечами, нелепо топорщившимися лацканами. Вот вызовут его на сцену школьного актового зала с торжественным столом, покрытом красной скатертью, как лучшего выпускника, и будут говорить хвалебные слова, а он в этом нелепом, неловком мышином костюме будет краснеть и бормотать что-то невразумительное. “Что я там должен буду сказать?” – мучительно думал он и не находил ответа.
– Итоги выпуска: – сухо сказал директор, – серебряную медаль получила Эльза Ергиева (жидкие аплодисменты), к сожалению, она единственная в выпуске.
Директор сделал паузу, роясь в кипе аттестатов, и пауза повисла в воздухе. Герка почувствовал оглушительную тишину и пустоту внутри себя. На сцену поднимались его одноклассники, директор их поздравлял, вручал, но это было как в немом кино. Выкрик “Вернер!” разрушил тишину, но Герка не пошевелился. Он не мог идти на это позорище, ноги не несли.
– Вернер! – еще раз сказал директор, обведя зал глазами, – ну, ладно, передайте…
Потом была неофициальная часть, родительский комитет постановил устроить вскладчину бал для своих уже взрослых выпускников. Расставили столы, на столах стояли закуски… и красное вино. Председатель родительского комитета Томилина, она заведовала продовольствием в городе, выдержала бой с директором.
– Ну, ладно, – сказал Денис Евстигнеевич, школьная кличка “Денис”, – на Вашу ответственность, только чтобы никаких инцидентов!
Почему-то никто не подошел к Герману, не посочувствовал, не похлопал по плечу. Только несколько косых взглядов. “Ну да, конечно, – понимал он, – они все радуются, торжествуют, а я…. А может быть, они все заранее знали, только скрывали от меня? Ну и пусть! – пришла ему в голову утешительная мысль. – Ну и пусть! – упрямо пульсировало под черепной коробкой.
Пустоту внутри нужно было чем-то заполнить. Он налил полный стакан вина, выпил. Стало немного легче. Играла музыка, Володя Кострицын кружился в вальсе с Евгенией Самойловной. После второго стакана стало хуже. Пустота внутри оставалась, но его стало мутить. Он потихоньку выбрался из-за стола, шел по полутемному коридору, вот дверь в какой-то пустой класс, там было тихо и спокойно, он сел за парту, и парта под ним поплыла, покачиваясь в темноте.
– Подвинься! – кто-то тяжело опустился рядом с ним, положил тяжелую руку на плечо. Это был “Денис” – обожаемый им учитель физики, директор и тайный пьяница.
– Сиди, сиди. Что, перебрал немного? Обиделся? Понимаю, обидно. А ты плюй на всех и не сдавайся! Ты способный, ты прорвешься, обязательно прорвешься!
В шестнадцать лет раны и ушибы заживают быстро, и Герка успокоился. Он пойдет по стопам старшего брата – завод и заочный институт. Он будет простым рабочим пареньком. Таким, как все.
ОН БУДЕТ ТАКИМ, КАК ВСЕ.
Он устал от необходимости быть всегда первым и лучшим, быть образцом. Он устал от собственной необычности, непохожести. Точно урод о двух головах!
Рабочим пареньком, в промасленной телогрейке и кирзовых сапогах, штаны стоят коробом, фуражка лихо заломлена на ухо, штангенциркуль за поясом, как кинжал, Герка проработал два года. Зато ночами, когда в их тесной мазанке на Первой Загородной улице все ложились спать, он испытывал наслаждение познания, восхищался красотой дифференциальных уравнений и волшебством законов термодинамики. В пятьдесят пятом Герке простили его немецкую фамилию, и он загремел в армию на три года, как все. И даже служа под Ташкентом в танковом батальоне, он умудрился продолжить учебу, сдал экзамены за третий курс в Ташкентском университете, и его не отчислили из института.
Герка вернулся из армии другим человеком, он окреп, расправил плечи, приобрел уверенность в себе. Замкнутый и стеснительный прежде, он вдруг стал раскованным и общительным. Знойное южное солнце прокалило его кожу, и неожиданно для себя, он стал ловить заинтересованные девичьи взгляды.
Также неожиданно он открыл, что за три казарменных года разительно изменилось все вокруг. Шел пятьдесят восьмой год, страна стряхивала с себя страх, разруху и беспросветность голодных послевоенных и сталинских лет. Страна молодела, до дыр зачитывала выпуски журнала “Юность”, учила стихи, спорила на комсомольских собраниях и училась, училась. В школах рабочей молодежи, в техникумах, в институтах, очных и заочных. Время было горячее, стремительное и страшно интересное. Это было время расцвета советского спорта. Имена Юрия Власова, Евгения Гришина, Лидии Скобликовой, Ларисы Латыниной были у всех на устах, и молодость ринулась на стадионы и спортивные площадки. Профсоюзный спорторганизатор завода Иван Савинков организовывал спортивные соревнования между цехами, проводились первенства района, города, области.
За три года, проведенных Германом в казарме, его сверстники уже закончили институты, их нужно было догнать, непременно догнать! И он бросился в погоню. Стремительно женился на своей однокласснице, на два года старше его, вопреки решительным протестам своих родителей; стремительно, продолжая работать на заводе, за год закончил оставшиеся три курса института и получил диплом с отличием. Занимался чуть не всеми видами спорта, выступал за сборную завода по баскетболу и лыжам. Чтобы поспеть везде, Герка научился спать по четыре-пять часов в день. Ему было жаль тратить драгоценное время на сон, ведь так много интересного и важного можно было сделать и узнать!
И вот теперь у него будет своя квартира! Общежитие находилось прямо на территории завода, у второй проходной. В военное время здесь в казарменном режиме жили все руководители завода, затем его приспособили для молодых специалистов, прибывающих на завод, а теперь сюда вселялись две семьи – Германа и Витальки Григорьева. Виталька всего два года как окончил институт и был направлен мастером в паросиловой цех, где дорабатывал до пенсии Новоселов – старейший работник завода. Виталька за год дорос до начальника цеха и женился на обаятельной Ларисе Агейковой. Плотный, крепкий, коротко остриженный Виталька был весельчаком, балагуром и любителем смачно рассказывать украинские анекдоты “про Гапку”. Детей они пока не завели, и были непременными участниками всех рыбалок и турпоходов. Две небольшие двухкомнатные квартирки имели общую кухню и санузел, от производственной зоны дом отделяли купа деревьев и лужайка. Гул работающих в три смены цехов доносился до общежития, но это скоро стало привычным фоном, и когда производство умолкало, наступившая тишина необычно тревожила