Грозненский роман
Шрифт:
Человечек налил еще бокал, выпил – теперь залпом.
– А ты как хотел – пряником? Опомнись, мы, где живем? Кстати, ты как себе представляешь дальнейшие действия?
Борис задумался.
– Ну, подойдут к городу…
Человечек налил еще бокал и рассматривал его на свет.
– Встанут кольцом, – неуверенно продолжил Борис. Человечек хмыкнул, и Борис упрямо повторил: – Да, встанут!
– И что дальше?
– Дальше? Блокада и переговоры. Ну,… еще, может, короткие вылазки спецподразделений.
Человечек поперхнулся коньяком, закашлялся.
–
– Специальные… – еще более неуверенно протянул Борис.
– А! Это которые впятером с полками справляются? Телевизора насмотрелся? Ты бы еще про психотропное оружие вспомнил!
Борис смутился.
– А что, нет таких? Совсем?
– Если и есть, у них более важная задача! – отрубил человечек отряхиваясь. – Президента, например, охранять.
– Так что же – снова, как в ноябре? Нет, не может быть, второй раз так не будет. Видели же, что так нельзя? Видели! Значит – блокада и переговоры.
– Что-то расхотелось мне коньяку, – объявил человечек и налил полный бокал густого красного вина. – Может и так, может и блокада. Да только спешить ведь надо.
– Зачем спешить? – Борис завистливо смотрел, как вино медленно переливается из бокала в глотку пузатого человечка.
– Зачем? – Человечек вытер рот салфеткой. – Да мало или…Престиж страны, гордость, воодушевление от победы, от единой цели. Знаешь, есть такое понятие – маленькая победоносная война? Знаешь! Вот и тут…
Борис знал это определение и даже во сне почувствовал озноб.
– Но ведь тогда будут жертвы? И немаленькие…
– Подумаешь! Вспомни историю.
– Как это, подумаешь! – возмутился Борис. – Объяснять придется – сейчас все-таки не тридцатые года!
Человечек закрыл глаза, подумал, как будто решая, стоит ли говорить.
– Уверен? Не беспокойся – объяснят.
– Как?
– Как, как… – передразнил пузатый. – По– разному. Например, тем, что вас спасать срочно надо было.
– Нас? Меня?
– Не будь занудой! Не тебя лично – русских. Эх, Боря знаешь ли ты, что лет через десять почти вся страна будет уверена, что в Чечне за время власти Дудаева было вырезано 25000 русских.
– Сколько?!
– Двадцать пять тысяч, – медленно повторил человечек. – Ну, в крайнем случае – двадцать. Я не шучу.
Борис аж задохнулся.
– Да это же.…Подожди, подожди…это же по …
– Не трудись, – человечек вытащил из кармана калькулятор, пощелкал клавишами. – Итого имеем: в среднем по двадцать одному и четыре десятых человека в день.
– Но это же бред!
– Почему? – вкрадчиво осведомился человечек. – Потому, что ты так говоришь? А кто ты такой? Почему тебе должны верить?
Борис растерялся.
– Сотни и тысячи людей будут повторять и повторять эти цифры. Они будут произноситься из телевизоров, печататься, разноситься Интернетом. Что против этого твое мнение?
– Но я же здесь был!
– И что?
– И знаю, что это не так!
– И что? – повторил человечек. – Знай, ради бога. Да только, почему тебе должны верить? Может, ты врешь, может, забыл, может, не видел. Может, тебе заплатили. Может, ты вообще идиот?
– Кто? – закричал Борис. – Нет, подожди. Не может быть! При чем здесь верить или не верить? Мозги же должны быть? Элементарный здравый смысл!
– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался человечек.
– Точно – здравый смысл! – обрадовался Борис. – Двадцать человек каждый день!
– Двадцать один.
– Двадцать один! Двадцать один убитый каждый день! Каждый! Сто пятьдесят в неделю! И так три года! И это в городе, где работают телефоны, транспорт, предприятия. Да все бы все знали. Сразу! А уж слухи! Неужели непонятно, что, будь, так русские через месяц побежали бы, куда глаза глядят. Все побежали бы! В панике! Бросая все! Неужели непонятно?
– Через месяц?
– Ну, через два. Неужели непонятно? Неужели трудно представить?
– Кому это нужно – понимать, представлять? – усмехнулся человечек. – Тем более считать? Боря, а ты сам-то хоть знаешь, сколько было убито?
– Откуда? Как это вообще можно будет узнать?
– Никак. Ну, а все-таки. Какому бы числу ты не удивился?
– Не знаю.… Две тысячи?..
– Две?
– Ну, три. А что – разве это мало? А… сколько?..
– Не знаю, – тихо ответил человечек и вылил вино из бутылки себе на голову.
Жидкость медленно потекла, заливая лоб, щеки, шею, рубашку, фрак.
Густая. Ярко-красная.
Как кровь.
Глава седьмая
Первые впечатления
Первые впечатления от войны оказались совершенно неожиданными – было нечего делать. Ну, совершенно. На работу ходить не надо, Славика вести в школу не надо – прямо сплошные выходные. Вокруг тоже ничего особенного не происходило: война пока была только на экране телевизора. Да и то какая-то странная.
Борис сидел у телевизора целыми днями и смотрел все, что показывали: местные программы, выпуски новостей Центрального телевидения. Когда попадалось что-нибудь особо интересное, звал Ирину. Славик прибегал сам.
В первый же вечер стало ясно, что наступление со стороны Дагестана заглохло. Борис, лежа на диване, наблюдал, как толпы людей перегородили путь войскам прямо на границе республик. В толпе были и мужчины, и женщины, и даже дети. Похоже, что армейское руководство оказалось совершенно не готово к такой ситуации. Во всяком случае, никто не стал ни давить, ни стрелять, и колонна остановилась. Мало того, каким-то образом несколько офицеров попали в плен. И теперь местное телевидение постоянно крутило кадры, где военные пили чай с аксакалами и беседовали о жизни. Аксакалы и комментаторы настойчиво уверяли, что офицеры вовсе не в плену, а просто в гостях – вот попьют чайку и поедут домой. Все остальные репортажи с этого направления были почти такими же: колонна стоит, солдаты и офицеры беседуют с местными жителями.